Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8)

Хью закончил свои повседневные дела в замке и пошел навестить брата Кадфаэля, который в своем сарайчике варил какое-то сильно пахнущее лекарство для смазывания старческих глоток во время первых зимних холодов. Хью сел на знакомую скамью, откинулся к обшитой деревом стене и взял из рук Кадфаэля кружку с его лучшим вином, которое тот приберегал для самых дорогих гостей.

- Ну вот, наш убийца сидит под замком, - объявил Хью и, глядя прямо перед собой, рассказал обо всем. Кадфаэль слушал внимательно, хотя, казалось, был целиком поглощен кипячением своего отвара.

- Чепуха! - произнес он наконец с презрительной усмешкой. Варево начало слишком сильно булькать, и он отодвинул его на край жаровни.

- Конечно чепуха, - охотно согласился Хью. - Несчастный парень, у которого нет ни тряпки прикрыть тело, ни корки хлеба - ничего, кроме имени, убивает человека и ничего не снимает с убитого, даже одежды? Они, похоже, одного роста, он бы раздел его догола и порадовался такому платью. А сложить в одиночку громадную кучу дров и засунуть туда этого священника? Даже если он знал, как надо складывать кучу для обжига угля, а я в этом сомневаюсь... Нет, это невероятно. Он нашел кинжал, именно так, как он говорит. Перед нами просто бедняга, которого замучил лорд. Видно, у хозяина была такая тяжелая рука, что Харальд сбежал. Он слишком робок или слишком уверен, что лорд будет его преследовать, и потому не рисковал войти в город и поискать работу. Он в бегах уже четыре месяца, выискивал еду, как мог и где мог.

- Похоже, тебе все ясно, - проговорил Кадфаэль, продолжая мешать свой отвар, который, попыхивая, оседал в горшке. - Что ты хочешь от меня?

- У моего парня кашель и гноящаяся рана на предплечье, - думаю, его укусила собака, когда он тащил курицу. Сходи полечи его и выуди из него все, что сможешь, - откуда он, кто его хозяин, каким владеет ремеслом. В нашем городе, как ты знаешь, найдется работа для всяких ремесленников, мы уже взяли нескольких, и к их пользе, и к нашей. Может, и этот пристроится.

- С радостью сделаю это, - сказал Кадфаэль и, обернувшись, хитро глянул на своего друга. - А что он может предложить тебе в обмен на еду и крышу над головой? И наверное, на кое-что из одежды? Хотя, по твоим словам, в нем дюймов побольше, чем в Хью Берингаре. Могу поклясться, Питер Клеменс тоже был на ладонь выше тебя ростом.

- Как и этот парень, - согласился Хью, улыбаясь. - Но по толщине я могу равняться двоим таким, как он сейчас. Да ты сам увидишь и, не сомневаюсь, осмотришь всех своих знакомых, чье платье подошло бы ему. А относительно пользы, которую он принесет мне за избавление от голодной смерти, - мой сержант уже рассказывает всюду, что дикарь попался, и, уверен, он не упустит случая рассказать и про кинжал. Нет необходимости пугать беднягу больше, чем он уже напуган, но если люди будут думать, что якобы преступник пойман и сидит за решеткой, то тем лучше. Все вздохнут свободнее - особенно настоящий убийца. А человек, потерявший бдительность, может, как ты сам сказал, совершить роковой промах.

Кадфаэль подумал и согласился. Пожалуй, все складывается неплохо есть нарушитель закона, чужеземец, до которого никому нет дела и который обвиняется в преступлении, совершенном в здешних краях; все успокоились, и до того, как гости съедутся на свадьбу, впереди еще целая неделя.

- А ведь этот твой упрямец из святого Жиля знает, что приключилось с Питером Клеменсом, - серьезно проговорил Хью, - и не важно, приложил он к этому руку или нет.

- Знает, - отозвался Кадфаэль не менее серьезно, - или полагает, что знает.

Хью попросил аббата, чтобы тот разрешил Кадфаэлю сходить полечить узника, и монах в тот же день отправился через весь город в замок. Он нашел заключенного в камере, где было по крайней мере сухо, имелась каменная скамья, на которой можно было лежать, и одеяла, чтобы, завернувшись в них, чуть меньше ощущать жесткость ложа и уберечься от холода. Об этом, конечно, позаботился Хью. Когда открылась дверь, лицо Харальда на мгновение перекосилось от ужаса, однако появление бенедиктинца в рясе одновременно и успокоило узника, и привело в замешательство, а просьба монаха показать раны вызвала еще большее удивление, сменившееся трепетом надежды. После долгого одиночества, когда звук чужой речи мог означать лишь угрозу, у беглеца развязался язык, и он заговорил хриплым голосом, в котором слышалась благодарность: полился нескончаемый поток слов, похожий на поток слез, опустошивший несчастного. После ухода Кадфаэля узник вытянулся на скамье и погрузился в благодатный сон.

Прежде чем покинуть тюрьму, Кадфаэль зашел к Хью и рассказал обо всем, что узнал.