Послушник и школяр, наставник и магистр: средневековая педагогика в лицах и текстах

Вступление. <…> (IV). Наконец, что смягчит неудовольствие против меня людей, похваляющихся Божественным даром и самонадеянно усвояющих себе способность разуметь и объяснять Писание без таких правил, какие здесь будут преподаны, и потому готовых почитать труд мой излишним, — я могу и должен сказать этим людям, что хотя они имеют право восхищаться великим даром Божиим, но не должны забывать, что они, по крайней мере, азбуке научились не от Бога, а от людей, и, учась ей, нисколько не думали, что поступают худо, не подражая примеру Антония Великого, египетского инока, о коем рассказывают, будто он вовсе без науки, по одной наслышке, знал все Писание на память и при помощи одного здравого размышления совершенно разумел оное… (V)… каждый из нас от самого детства научился своему природному языку через постоянную привычку слышать оный от других, — научился и еще какому-либо языку, например греческому, еврейскому или также понаслышке, или при помощи известного наставника, — не Бога, а просто человека. Спрашиваю: зачем мы поступили и поступаем таким образом? Почему, имея в виду, что Апостолы, по сошествии Святого Духа, в одно мгновение, не учась, заговорили48 языками всех народов, давно не начнем советовать всем братиям, чтобы они не учили детей своих ни своему, ни чужому языку, — в ожидании чуда? А с кем не последует того же чудесного события, какое было с Апостолами, тот вследствие сего пусть не почитает себя полным христианином, или, по крайней мере, должен сомневаться в получении Святого Духа!.. Не думаю, чтобы кто-либо согласился с сими мыслями. Пусть же каждый без гордости учится у человека тому, чему должно учиться от людей; равным образом и наставляющий других пусть без гордости и зависти преподает то, что сам приобрел. Не станем искушать Того, в Кого мы уверовали, дабы лукавый не обольстил нас своею хитростью и злобою до такой степени, что мы не захотим ходить и в храмы Божий даже для слушания и изучения самого Евангелия, не захотим читать Священный кодекс, не захотим внимать чтущему или проповедующему доброму человеку в напрасном ожидании, что вот восхитят нас до третьего неба49… и что там услышим мы неизреченные глаголы50, их же не есть человеку глаголати, или увидим Господа Иисуса, и будем слушать Евангелие лучше от Него самого, нежели от человека. (VI) Будем, говорю, остерегаться сих чрез меру надменных мыслей, как весьма опасных искушений. …Нет сомнения, что и всякий способ научения мог и может свершаться через ангела; но в таком случае участь человечества была бы весьма низка, если бы Бог не благоволил сообщать людям слова Своего через людей же. Каким образом оправдалось бы изречение Писания: "храм Божий свят; а этот храм — вы" (1 Кор. 3, 17), если бы Господь не открывал воли своей из сего храма, а все, нужное для научения человека, сообщал бы с неба и чрез ангела? Самая любовь, связующая людей союзом единства, не имела бы ближайшего средства к теснейшему соединению и, так сказать, взаимному переливанию и срастворению душ, если бы люди ничему не научились от людей же.

Книга 1. (XXV)… плоть противоборствует духу также не по ненависти, а по несчастной привычке, которая, будучи занята от родителей вместе с бытием, обращается потом через повторение в натуру. <…>

(XLI)… вера, надежда и любовь составляют основание как всякого истинного знания вообще, так в особенности науки изъяснения Священного Писания. <…>

Книга 2. (IX)… для уразумения воли Божией (в Писании. — В.Б.), предписывающей, чего мы должны желать и чего удаляться, прежде всего нужно иметь страх Божий (Ис. 11, 3). Сей страх необходимо возбуждает в нас мысли о нашей смертности и самой смерти; смиряя плоть нашу, он пригвождает как бы к древу крестному всякое кичение гордости нашей. Потом должно соделаться кроткими посредством духа благочестия, не противоречить Божественному Писанию, понятно ли оно, когда обличает наши пороки, или (в других случаях) непонятно — так, что нам казалось бы, будто мы сами можем лучше рассуждать и лучше преподать правила. Должно думать и верить всегда, что все, заключающееся в Писании, хотя иногда темное для нас, лучше и вернее всех мудрований наших.