Посмертие

— Съезжу, — произнес он с воодушевлением. Халифа вскоре узнал, что Ильяс всегда так: загорится желанием — и сразу за дело. — Правильно ты говоришь. Я съезжу один. Я много думал об этом, но все откладывал. А ты меня уговорил: язык у тебя хорошо подвешен.

Халифа условился с возчиком, направлявшимся в те края, что тот немного подвезет Ильяса. И назвал ему знакомого торговца, который жил на большой дороге неподалеку от деревни. У него при необходимости можно заночевать. Несколько дней спустя Ильяс на телеге, запряженной ослицей, трясся по ухабистой дороге на юг вдоль побережья. Возчик, старик-белудж, развозил товары в лавки по пути. Груз его был невелик. Старик завернул в две лавки, после чего выехал на дорогу получше, ведшую вглубь страны, и так припустил, что уже к середине дня они прибыли к знакомцу Халифы. Знакомец, индийский купец по имени Карим, торговал продуктами. Покупал у местных жителей овощи и фрукты и отправлял в город на рынок: бананы, маниоку, тыквы, батат, окру — словом, все, что не испортится за день-другой пути. Белудж накормил и напоил ослицу, после чего принялся шептаться с ней о чем-то (так показалось Ильясу). Возчик сказал, что время еще не позднее, значит, можно пуститься в обратный путь, а заночует он в одной из тех лавок, куда утром завез товар: ослица не возражает. Карим следил за погрузкой продуктов на телегу белуджа, записывал цифры в гроссбухе и на клочке бумаги, который возчик должен был передать своему перекупщику с рынка.

Когда белудж уехал, Ильяс объяснил, что ему нужно. Карим с сомнением взглянул на солнце, достал часы из кармана жилета, демонстративно отщелкнул крышку и печально покачал головой.

— Завтра утром, — ответил он. — Сегодня никак нельзя. До магриба[13] осталось всего полтора часа, а пока я найду вам возчика, уже будут сумерки. Ночью на дороге делать нечего. Незачем лезть на рожон. Еще заплутаете или наткнетесь на лихих людей. Завтра утром сразу же и поедете. Я сегодня вечером поговорю с возчиком, а пока отдохните, будьте нашим гостем. У нас есть комнатка для посетителей. Идемте.

Ильяса отвели в примыкающую к лавке каморку с земляным полом. Двери что в лавке, что в каморке были хлипкие, из ржавых листов гофрированного металла, с висячими железными замками — скорее для виду, чем для защиты. В каморке стояла койка с сеткой, на которую был брошен тюфяк (наверняка он кишит клопами, подумал Ильяс). Он сразу заметил, что москитной сетки нет, и обреченно вздохнул. Каморка предназначалась для странствующих торговцев, привыкших к лишениям, да и выбора у него не было. Нельзя же ожидать, что Карим пустит незнакомого мужчину к себе в дом.

Ильяс повесил холщовую сумку на дверь и вышел осмотреться. Дом Карима, крепкое здание с двумя зарешеченными окнами на фасаде по бокам от входной двери, стоял в том же дворе. Три ступеньки вели на террасу. Там на циновке сидел Карим; заметив Ильяса, помахал ему рукой. Они поговорили о городке, об эпидемии холеры, опустошающей Занзибар, о делах; девочка лет семи-восьми вынесла из дома две чашечки кофе на подносе. Приближались сумерки, Карим снова достал карманные часы и посмотрел на время.

— Пора совершать магриб, — объявил он, крикнул, мгновение спустя из дома вновь вышла девочка, на этот раз сгибаясь под тяжестью ведра с водой. Карим со смехом забрал у нее ведро. Спустился с террасы, поставил ведро на каменное возвышение для омовения ног. Жестом пригласил гостя первым омыть ноги, но Ильяс решительно воспротивился, и Карим очистился перед молитвой. Настала очередь Ильяса, и он повторил то, что делал Карим. Они поднялись на террасу, чтобы совершить намаз, и Карим, как требовали традиции и учтивость, предложил Ильясу прочесть молитву. Тот снова решительно воспротивился, и Карим прочел мо-литву сам.

Ильяс не умел молиться, не знал молитв. Ни разу не бывал в мечети. Там, где он жил в детстве, и на кофейной плантации, где он впоследствии провел столько лет, не было ни одной. Мечеть была в соседнем городке в горах, но ни в школе, ни на плантации никто ему не говорил, что туда нужно ходить. А потом учиться стало поздно, слишком стыдно. Он тогда уже был взрослым человеком, работал на плантации агавы, жил в городе, изобиловавшем мечетями, но и там никто не звал его в мечеть. Ильяс догадывался, что рано или поздно оконфузится. Когда Карим предложил ему помолиться, он понял, что попался, и принялся притворяться, копировал его жесты, что-то бормотал — якобы священные слова.