Посмертие

— У нас много оригиналов фотографий, но я не помню, где именно они лежат и описаны ли они как полагается, — извиняющимся тоном ответила сотрудница архива. — У меня сейчас срочные дела, но если вы дадите мне несколько дней, я поищу и позвоню вам. Телефон вашей кафедры у меня есть.

Через несколько дней он вернулся в Кобленц, и сотрудница архива под запись показала ему фотографии, разложенные в ящики по годам. Они с легкостью отыскали оригинал снимка. На обороте была наклейка с именем фотографа и тех, кто изображен на фотографии: должно быть, фоторедактор решил исключить их из подписи к публикации. Еще на наклейке было указано, что мероприятие — митинг в Гамбурге после показа фильма о сообществе жителей Германской Восточной Африки. Африканца в униформе шуцтруппе звали Элиас Эссен. Эти глаза, этот лоб.

Ильяс попросил сотрудницу архива снять копию с оригинала и отправил матери. Через несколько дней пришел ответ: это твой дядя Ильяс.

Он жил в Бонне, в двух шагах от государственных учреждений, в том числе и министерства иностранных дел, аккредитация студента, который изучает радиовещание и получает стипендию федерального правительства, и профессионального журналиста открывала ему двери многих чиновничьих кабинетов. И даже если они не могли предоставить ему необходимые сведения, то советовали, где лучше поискать. Он сообщал родителям, как продвигаются поиски, но некоторые его находки были слишком неубедительны, чтобы о них писать.

Он ездил во Фрайбург, в Институт военной истории, в Берлин, в архивы колониального союза, в берлинский Институт восточных языков, встречался с лингвистами, работал с их архивами, посвященными языковому обучению полицейских и чиновников, которым предстояло управлять возвращенными колониями. Часть поисков позволяла объединить уже собранные сведения, часть — прояснить подоплеку и контекст. Ильяс встречался с военными историками — как профессионалами, так и любителями — и, если собеседник соглашался, включал диктофон; постепенно он сумел вчерне набросать рассказ, который требовалось уточнить и расширить, но для этого нужны были более продолжительные и упорные поиски; впрочем, для радиопередачи материала уже хватало. Доктор Кёлер был доволен полученным результатом и даже полагал, что скверное качество диктофонной записи прибавляет записям эмоциональной силы.

Лишь по возвращении домой он подробно рассказал родителям, что же случилось с дядей Ильясом. Вот что он им сообщил. В октябре 1917 года дядю Ильяса ранили в битве при Махиве. «Я там был, — сказал Хамза. — Страшная была битва». Он попал в плен, его держали сперва в Линди, потом в Момбасе. «Значит, он был в одном дне пути отсюда», — сказала Афия. После войны британцы выслали немецких офицеров в Германию, аскари же из шуцтруппе отпустили на все четыре стороны: делайте что хотите. Ильяс толком не знал, где и когда отпустили дядю Ильяса. Этого выяснить не удалось. Должно быть, это случилось где-то на побережье или вообще за океаном. Не знал он и того, кем работал дядя после освобождения. Некоторое время он был стюардом или слугой на кораблях. Точно известно, что он работал на немецком корабле и в 1929 году находился в Германии, как они узнали из письма фрау и из того, что Ильяс видел в документах министерства иностранных дел. К этому времени он сменил имя на Элиас Эссен, поселился в Гамбурге и зарабатывал на жизнь пением. Его запомнили как Элиаса Эссена, который выступал в дешевых гамбургских кабаре перед отбросами общества, надев военную форму аскари, в том числе и тарбуш с кокардой — имперским орлом. В 1933-м женился на немке, у них родилось трое детей. Ильяс выяснил это, потому что в архиве сохранилось ходатайство его жены с просьбой не выселять их из съемной квартиры; в нем она упоминает об их браке, рождении детей и о том, что муж служил в шуцтруппе. Еще в архиве обнаружилось поданное им в 1934 году ходатайство о медали за восточноафриканскую кампанию, но об этом им уже было известно, потому что им сообщила фрау. Однако они не знали — пожалуй, не знала и фрау, — что дядя Ильяс участвовал в маршах Рейхсколониалбунда, организации в составе нацистской партии. Нацисты хотели вернуть колонии, а дядя Ильяс хотел вернуть немцев, вот и маршировал с флагом шуцтруппе и распевал со сцены нацистские песни. Пока ты здесь по нему убивалась, сказал Хамза, дядя Ильяс пел и плясал в германских городах и размахивал флагом на маршах за возвращение колоний. Для нацистов лебенсраум[97] означало не только Украину и Польшу. Их мечты распространялись на холмы, равнины и долины у подножия той африканской горы с заснеженной вершиной.