Посмертие

— Ты у меня уже несколько лет… Кстати, сколько именно — три, четыре? — начал он. — И всегда поступал уважительно и разумно. Я это ценю.

— Я благодарен вам, — ответил Халифа, не понимая, прибавят ему жалованье или уволят его.

— Я знаю, что смерть родителей стала для тебя сильным ударом. Я видел, как ты горюешь. Да смилуется Господь над их душами. И поскольку ты не первый год служишь мне так преданно и смиренно, я считаю уместным дать тебе совет, — сказал купец.

— Я с радостью приму ваш совет, — ответил Халифа, догадываясь, что его не уволят.

— Ты мне как родной, и мой долг — направлять тебя. Тебе пора жениться, и, кажется, я знаю подходящую невесту. Одна моя родственница недавно осиротела. Девушка она благонравная, вдобавок унаследовала кое-какое имущество. Почему бы тебе не взять ее в жены? Я бы и сам женился на ней, — улыбнулся торговец, — но я доволен своей жизнью. Ты много лет служил мне верой и правдой: по трудам и на-града.

Халифа понял, что купец делает ему подарок и что от девушки тут ничего не зависит. Биашара назвал ее благонравной, но в устах расчетливого торговца это слово ничего не значит. Халифа согласился на предложение, поскольку считал себя не вправе отказать и потому что желал этой свадьбы, хотя порой его и охватывал страх, что нареченная окажется придирчивой и склочной, с неприглядными привычками. Они не видели друг друга ни до свадьбы, ни даже на свадьбе. Церемония была простая. Имам спросил Халифу, желает ли он взять в жены Ашу Фуади, Халифа ответил «да». Затем бвана Амур Биашара как старший родственник дал согласие от ее имени. Готово дело. После церемонии подали кофе, потом купец лично отвел Халифу в дом его жены и познакомил новобрачных. Этот дом и был тем имуществом, которое унаследовала Аша Фуади, вот только он ей не принад-лежал.

Аше было двадцать, Халифе тридцать один. Покойная мать Аши доводилась Амуру Биашаре родной сестрой. Взгляд Аши еще омрачала свежая утрата. Аша держалась угрюмо, на милом овальном личике не показывалась улыбка. Халифа влюбился в нее с первого взгляда, хотя и чувствовал поначалу, что она лишь терпит его объятия. Она не сразу откликнулась на его страсть и не сразу рассказала ему свою историю — и только тогда он вполне понял ее. И вовсе не потому, что история ее была исключительной, напротив: так поступают нечистоплотные и жадные купцы всего света. Аша скрытничала, поскольку ей нужно было время, чтобы начать доверять мужу, чтобы понять, на чьей он стороне — ее или купца.

— Дядя Амур одалживал отцу деньги — и не один раз, а несколько, — сказала она Халифе. — У него не было выбора: ведь отец — муж его сестры, член семьи. И когда отец просил у него денег, дядя был вынужден дать. Дядя Амур не любил общаться с отцом, считал, что он не умеет обращаться с деньгами, — пожалуй, так оно и было. Мать не раз прямо говорила об этом отцу. В конце концов дядя Амур попросил отца, чтобы тот переписал на него свой дом… наш дом, этот дом… в качестве залога. Отец так и сделал, но матери не сказал. Таковы уж мужчины: вечно секретничают, проворачивают делишки втайне от женщин, точно те чересчур легкомысленны и им нельзя доверять. Если бы мама знала, она ни за что этого не допустила бы. Подлое это дело — одалживать деньги тем, кто не может вернуть долг, и отбирать у них дома. Это кража. Вот что дядя Амур проделал с моим отцом и с нами.

— Сколько ему задолжал твой отец? — спросил Халифа, прерывая затянувшееся молчание.

— Какая разница сколько, — раздраженно ответила Аша. — Мы все равно не смогли бы заплатить. Он ничего не оставил.

— Он, должно быть, умер скоропостижно. Наверное, думал, что все успеет.

Аша кивнула: