Владимир отметил среди них одного. Это был высокий и довольно тощий человек, вооруженный то ли копьем, то ли посохом. Его выделяла среди остальных раскраска на теле: на тёмной коже белой краской были прорисованы основные кости, а лицо так и вовсе напоминало маску смерти. Словно не человек, а оживший скелет бежал через поляну к раненому и его товарищу. Взгляд ещё отметил мазки красного на теле этого воина, но Владимир уже поспешил вниз со своего наблюдательного пункта. Что‑то подсказывало ему, что нельзя оставаться ни на дереве, ни вообще в стороне от происходящих событий.
Когда он оказался на земле и выглянул из тени открытое пространство, судьба двух отставших уже была решена. К чести неизвестных, они приняли неравный бой и даже сумели оказать достойное сопротивление. Владимир заметил, что двое из нападавших поймали по стреле и выпали из боя. Один как раз обламывал древко, чтобы вытащить метательный снаряд из предплечья. Второй, судя по всему, был ранен гораздо серьёзней: он валялся в траве, а над ним склонился ещё один разрисованный воин. Но участь храбрецов была решена: их окровавленные головы уже вздымались на копьях.
А неравная схватка тем временем продолжалась. Из тени деревьев едва заметной тенью метнулась очередная стрела и воткнулась почти в центр вовремя подставленного щита. Второй увиденный выстрел оказался более удачным: тонкое древко воткнулось в бедро одного из бегущих в сторону леса воинов, мгновенно переведя его в разряд «опасных условно». Остальных это не остановило: опушка леса была уже от них недалеко, и отстрелять всех одинокий стрелок уже просто не успевал.
Дальше наблюдать Владимир не стал. Он сжал рукоять своего топора и побежал примерно в ту сторону, в которую должен был отступать лучник. Точнее, лучница. Женщина, видимо по причине субтильного сложения и, как следствие, меньшей физической силы, осталась прикрывать отход двух мужчин. Видимо один помогал уйти другому, раненному, потому что слабо верилось в трусость товарищей тех двух, чьи головы сейчас красовались на копьях победителей. Что же ожидало лучницу в случае плена, представлялось плохо, но точно ничего хорошего. И сам до конца не понимая своих мотивов, Владимир твёрдо намеревался вмешаться в ход событий.
Он бежал. Странное чувство охватило его. В голове будто исчезли все мысли, а тело действовало, словно само по себе. Неизвестная до сих пор жажда драки вытеснило всё остальное. Понимание того, что через считанные секунды ему предстоит сражаться, наполняло тело адреналином, а душу горячечным весельем. И странным образом всё это совершенно не мешало ему ориентироваться в пространстве и складывающейся обстановке. Наоборот: все его чувства обострились до предела, подсказывая, где именно находиться будущий противник и куда движется. Топор и нож уже не воспринимались как инструменты или оружие, словно стали продолжением его рук.
Первый разрисованный воин погиб, даже не успев понять, кто же его атакует. Совсем ещё молодой парень только остановился и начал оборачиваться на шум, когда брошенный топор попал в незащищенную голову. С хрустом лопнул череп, и каменное лезвие погрузилось в мозг, прервав связь тела и души. Владимир и сам не понял, как ему удалось на бегу столь метко бросить своё оружие, и уж тем более, каким образом он сумел, не останавливаясь снова завладеть им.
Но короткий крик умирающий всё же успел издать, и следующий противник успел приготовиться к драке. Этот был постарше и поопытней предыдущего, хотя тоже ещё молодой. Он принял боевую стойку, выставив вперёд левую руку со щитом, а правую с топором отвёл в сторону для лучшего замаха. Но сражаться по правилам воинского искусства Владимир с ним не собирался, тем более что и знаком с ними не был. Он на бегу метнул свой, уже окровавленный топор, который попал почти в центр щита. От удара и неожиданности противник отшатнулся, и через пару мгновений Владимир буквально впечатал его в ствол дерева всей массой своего тела. Скорость бега была приличная, так что и у самого нападавшего потемнело в глазах в момент столкновения. Ответный удар пришёлся уже в пустоту: рука с топором скользнула по мокрой спине атакующего, и острое лезвие лишь впустую очертило широкую дугу. Владимиру повезло, что его оружие ударило в щит не лезвием, а обухом. Топор не застрял в обтянутом кожей дереве, а отлетел в сторону. В противном случае не миновать его владельцу серьёзных увечий.
Воин заорал, когда ему в бок вонзилось лезвие каменного ножа. Кричал он не столько от боли, сколько желая предупредить товарищей об опасности. Во всяком случае, в его взгляде, как показалось Владимиру, было гораздо больше ненависти и ярости, чем страха. Он попытался было сопротивляться, но в этой схватке топор оказался ему только помехой. После третьего удара лезвием в область печени, противник обмяк и начал оседать на землю. Крик прервался. Изо рта побежала струйка крови, а глаза застыли. Топор вывалился из ослабевшей ладони.