Посмертная речь Сталина

Люди, знакомившиеся с докладом на слух, не имели возможности внимательно проанализировать аргументы Хрущева, а поэтому увидеть их очевидные логические натяжки, передержки, а то и откровенную ложь. Некритическому восприятию его способствовала и существовавшая тогда высокая степень доверия к слову, исходившему от руководства страны. А ведь доклад был представлен от имени ЦК КПСС, зачитан его Первым секретарем и содержал ловко подобранные высказывания В. И. Ленина (правда, весьма вольно прокомментированные Н. С. Хрущевым). Создавалось впечатление, что руководство страны решило поделиться с рядовыми членами партии и ВЛКСМ давно и тщательно хранимыми государственными тайнами.

Доклад вызывал доверие и благодаря его форме изложения. Слова Хрущева звучали просто и доходчиво. Он постоянно перемежал свой рассказ личными воспоминаниями, которые красочно излагал. Хрущев говорил как очевидец событий, о которых до него никто никогда не свидетельствовал. Докладчик то и дело обращался к некоторым из делегатов съезда, которые якобы могли подтвердить сказанное им. И хотя они не получали слова, создавалось впечатление, что они могли бы дополнить докладчика множеством других ярких примеров.

Наконец, трагический пафос доклада заставлял слушателей подавлять возможные сомнения в его правдивости. Докладчик приводил страшные свидетельства об истязаниях людей и письма тех, кто испытал жестокие пытки. Эти трагические истории не могли не вызывать сочувствия и волнения слушателей. Хрущев создавал впечатление, что ему больно говорить о мрачных страницах советской истории, и это лишь усиливало ощущение: он искренен и откровенен.

В то же время, как бы ни было горько многим людям принять суровое осуждение Хрущевым Сталина, доклад отвечал их позитивным представлениям о советском обществе, в котором несправедливость в конечном счете наказывалась, а правда торжествовала. Позже послесъездовский период стали называть «оттепелью» по названию повести Ильи Эренбурга, первая часть которой была опубликована за два года до XX съезда в мартовском номере журнала «Новый мир» за 1954 год. Название повести показалось созвучным позитивному восприятию XX съезда как события, положившего конец «замороженному» состоянию советского общества. Положительный герой повести «новатор» Соколовский, обличая «консервативного» директора завода Журавлева, так размышлял о судьбах страны: «Нужны другие люди… Романтики нужны. Слишком крутой подъем, воздух редкий, гнилые легкие не выдерживают… Просвещать мало, нужно воспитывать чувства… Мы много занимались одной половиной человека, а другая стоит невозделанная». Туманные фразы о «романтиках», людях, способных выдержать «крутой подъем» и призванных стать воспитателями чувств, захватывали воображение части интеллигенции и впоследствии породили миф о «детях XX съезда», которые взялись смело «возделывать» советских людей.

Однако далеко не у всех в стране отношение к докладу Хрущева было однозначно положительным. Осознав смысл содержания доклада, многие люди возмущались Хрущевым. Развенчание Сталина, имя которого было связано у миллионов советских людей с самым дорогим, было сделано Хрущевым столь грубо, что не могло не оскорбить их чувств. В Грузии, где этот доклад был воспринят, помимо прочего, и как посягательство на память великого сына грузинского народа, произошли массовые митинги и демонстрации протеста в защиту Сталина, которые усмиряли вооруженные силы. Десятки людей были убиты, сотни — ранены.

Хотя в других городах страны подобных выступлений не было, неприятие доклада Хрущева выразилось в ходе первомайских торжеств 1956 года, когда повсеместно в праздничных колоннах несли портреты Сталина. То же самое происходило и на Красной площади. Демонстранты проходили перед трибуной Мавзолея Ленина — Сталина, на которой стояли Хрущев и другие руководители, держа в руках знамена с изображениями Сталина. Эти проявления любви и уважения к вождю до крайней степени раздражали Хрущева. На приеме, состоявшемся 1 мая 1956 года, он произнес тосты, в которых яростно атаковал Сталина.

В то же время немало советских людей, оказавшись перед выбором, кому верить — Сталину или Хрущеву, отказывались теперь верить любым руководителям страны. Доклад Хрущева усилил настроения цинизма и неверия, дал мощный импульс процессам моральной и идейной эрозии советского общества. Этим активно воспользовалась западная пропаганда, которая велась против нашей страны. Теперь западные радиоголоса вызывали больше доверия, поскольку они могли утверждать, что Хрущев, в сущности, повторил многие из обвинений, которые они выдвигали против Советской власти с первых же лет «холодной войны».

* * *