В Моггльтоне путешественники добыли колесницу, доставившую их в Рочестер без дальнейших приключений. Дорогой общая печаль их несколько утратила свою сокрушительную силу, и они уже могли, по прибытии в гостиницу, воспользоваться превосходным обедом, изготовленным на кухне «Золотого быка». Собрав, наконец, необходимые справки относительно дальнейшей езды, друзья наши через несколько часов после обеда отправились в Кобгем.
То была превосходная прогулка, так как июньский день склонялся к вечеру и на безоблачном небе солнце продолжало еще сиять во всем своем блеске. Путь наших друзей лежал через густой и тенистый лес, прохлаждаемый слегка свежим ветерком, шелестевшим между листьями, и оживляемый разнообразным пением птиц, порхавших с кустика на кустик. Мох и плющ толстыми слоями обвивались вокруг старых деревьев, и зеленый дерн расстилался шелковым ковром по мягкой земле. Путешественники подъезжали к открытому парку с древним замком, обнаружившим перед их глазами затейливые выдумки живописной архитектуры времен королевы Елизаветы. Со всех сторон виднелись тут длинные ряды столетних дубов и вязов; обширные стада оленей весело щипали свежую траву, и временами испуганный заяц выбегал на долину с быстротой теней, бросаемых на землю облаками в солнечный ландшафт.
— О, если б все оскорбленные и страдающие от вероломства людей приходили со своей тоской на это поэтическое место, — я убежден, привязанность их к жизни возвратилась бы немедленно при одном взгляде на эти прелести природы!
Так воскликнул мистер Пикквик, упоенный философическим очарованием и озаренный вдохновением счастливых мыслей.
— Я совершенно согласен с вами, — сказал мистер Винкель.
— И нельзя не согласиться, — подтвердил мистер Пикквик. — Это место придумано, как нарочно, для оживления страдающей души закоренелых мизантропов.
Мистер Снодграс и мистер Винкель изъявили еще раз свое совершеннейшее согласие на глубокомысленное замечание президента.
Через несколько минут трое путешественников были уже подле деревенского трактира «Кожаной бутылки» и расспрашивали о своем друге.
— Томми, ведите джентльменов в общую залу, — сказала трактирщица.
Коренастый малый, двадцати лет с небольшим, отворил дверь в конце коридора и ввел путешественников в длинную низенькую комнату, меблированную по всем сторонам кожаными стульями с высокими спинками и украшенную по стенам разнообразной коллекцией портретов и фигур самого фантастического свойства. На верхнем конце этой залы находился стол, на столе — белая скатерть деревенского изделия, на белой скатерти — жареная курица, ветчина, бутылка мадеры, две бутылки шотландского пива, и прочая, и прочая. За столом сидел не кто другой, как сам мистер Топман, удивительно мало похожий на человека, проникнутого ненавистью к благам земной жизни.
При входе друзей мистер Топман положил на стол ножик и вилку и с печальным видом вышел к ним навстречу.
— Я вовсе не рассчитывал на удовольствие встретить вас в здешней глуши, — сказал мистер Топман, пожимая руку президента, — это очень любезно с вашей стороны.
— А! — воскликнул мистер Пикквик, усаживаясь за стол и отирая крупные капли пота со своего чела. — Доканчивай свой обед и выходи со мной гулять: нам нужно поговорить наедине.
Мистер Топман, беспрекословно послушный повелениям президента, принялся с замечательной быстротой уничтожать одно за другим скромные блюда деревенского обеда. Мистер Пикквик между тем прохлаждал себя обильными возлияниями пива и мадеры. Лишь только обед приведен был к вожделенному концу, президент и член Пикквикского клуба отправились гулять, оставив своих друзей в зале «Кожаной бутылки».
Минут тридцать ходили они за оградой деревенской церкви, и, судя по жестам президента, можно было догадаться, что мистер Пикквик опровергал с особенной живостью возражения и доказательства своего упрямого противника. Мы не станем повторять подробностей этой вдохновенной беседы, неизобразимой, конечно, ни пером, ни языком. Утомился ли мистер Топман продолжительной ходьбой после сытного обеда, или он почувствовал решительную неспособность противиться красноречивым доказательствам великого мужа, дело остается под сомнением; только он уступил, наконец, во всем и признал над собою совершенную победу.
— Так и быть, — сказал он, — где бы ни пришлось провести мне остаток своих печальных дней, это, конечно, все равно. Вы непременно хотите пользоваться скромным обществом несчастного друга — пусть: я согласен разделять труды и опасности ваших предприятий.
Мистер Пикквик улыбнулся, пожал протянутую руку, и оба пошли назад к своим друзьям.