Посмертные записки Пикквикского клуба

Ну, так вот. День проходил за днем, школа собиралась, распускалась, и когда мальчишки расходились по домам, мистер Пипкин принимался сидеть у переднего окна и, притворяясь, будто читает книгу, бросал временами косвенные взгляды на противоположное окно, надеясь уловить светлый взор Марии Лоббс. И много унылых часов мистер Пипкин провел в сердечном сокрушении, и долго читал он и пристально смотрел, томимый бесполезным ожиданием; но, наконец, светлые глазки снова появились у противоположного окна, и было ясно, что яркие глаза, так же, как его усталые глаза, углубились в чтение какой-то книги. Натаниэль Пипкин задрожал от восторга, и фантазия его переполнилась самыми яркими мечтами. Уже было для него неописуемым счастьем сидеть на своем месте целыми часами и смотреть на прелестное личико, склоненное над книгой; но когда Мария Лоббс, бросая книгу, устремляла свой взор в ту сторону, где сидел Натаниэль Пипкин, сердце его замирало от восторга, и удивление его не имело никаких границ. Наконец, в один прекрасный день, когда старик Лоббс ушел со двора, Натаниэль Пипкин осмелился своей рукой послать через улицу воздушный поцелуй Марии Лоббс — и что же? Вместо того чтоб закрыть окно и задернуть штору, Мария Лоббс сама отправила тем же путем воздушный поцелуй и улыбнулась, сладко улыбнулась! После этого, будь что будет, Натаниэль Пипкин твердо решился обнаружить при первом случае настоящее состояние своих нежных чувств.

Не было на свете ножки легче и красивее ножки Марии Лоббс, когда выступала она воздушной газелью по зеленому лугу, и никогда свет не производил таких прелестных ямочек, какие красовались по обеим сторонам ее розовых щек. Дочь старого седельника, Мария Лоббс, была красавица в полном и строжайшем смысле слова. Плутовские глазки ее могли расплавить самое чугунное сердце, и было столько игривой радости в ее веселом смехе, что суровый и самый закоснелый мизантроп принужден был невольно улыбаться, когда слышал эти звуки. Даже сам старик Лоббс, несмотря на свою природную лютость, не мог противиться лукавым ласкам прекрасной дочки, и когда она вместе с Кэт, своей двоюродной сестрой (Кэт — миниатюрная девушка, чрезвычайно смелая и назойливая), начнет осаждать старика прихотями, — что, признаться, делали они довольно часто, — старик Лоббс не мог им отказать ни в чем, если б даже вздумалось им попросить значительной частицы несметных сокровищ, хранившихся в железной кассе.

Сильно забилось сердце в груди Натаниэля, когда в один прекрасный летний вечер он увидел, шагах в двадцати от себя, двух прекрасных подруг на том самом поле, где часто бродил он около сумерек, размышляя о красоте Марии Лоббс. Но, хотя всегда ему казалось, что он мигом подбежит к Марии Лоббс и выскажет ей всю свою страсть при первой встрече, однако ж, теперь, застигнутый врасплох, он почувствовал, что кровь прихлынула к его лицу и ноги его задрожали, затряслись, утратив свою обычную гибкость. Когда девушки останавливались для того, чтобы сорвать цветок или послушать соловья, мистер Пипкин тоже стоял на одном месте, погруженный в глубокую думу. Предметом его тайной мысли была трудная задача: что должен он делать, если девушки повернутся назад и встретятся с ним лицом к лицу? Испуганный заранее вероятностью этой встречи, он, однако ж, не терял их из вида: если шли они скорым шагом, ускорял и он свои шаги; медлили они, медлил и он; когда они останавливались, он также стоял в почтительном расстоянии от них, и такая прогулка, нет сомнения, могла бы продлиться до глубокой ночи, если б Кэт, вдруг обернувшись назад с лукавым видом, не пригласила его подойти к ним.

В голове и движениях Кэт заключалась для него какая-то непреодолимая сила. Раскрасневшись теперь, как красный сургуч, и сопровождаемый громким смехом лукавой кузины, мистер Пипкин спешил повиноваться и, сделав несколько шагов, стал на колени на мокрую траву и объявил решительным, хотя дрожащим тоном, что он согласен подняться на ноги не иначе как счастливым возлюбленным Марии Лоббс. Веселый смех Марии Лоббс служил на первый раз единственным ответом на пламенную декларацию горемычного школяра; кузина захохотала еще громче, и мистер Натаниэль Пипкин раскраснелся до ушей. Приведенная, наконец, в трогательное умиление нежной мольбой молодого человека, Мария Лоббс приказала на ухо своей кузине объявить, или, быть может, кузина сочинила сама, что «Мария Лоббс чувствует себя истинно счастливой в присутствии мистера Пипкина, ее рука и сердце состоят в полной зависимости от родительской воли; но, во всяком случае, она отдает полную справедливость достоинствам мистера Пипкина». Все это, как и следует, было произнесено важным и торжественным тоном. Мистер Пипкин поднялся на ноги и удостоился на прощанье получить горячий поцелуй. Воротившись домой счастливейшим человеком в мире, он мечтал всю ночь о прелестях Марии Лоббс и о железном сундуке старика Лоббса.