Посмертные записки Пикквикского клуба

Высказывая это ученое мнение, мистер Уэллер старший выделывал в то же время более или менее выразительные жесты и гримасы, к величайшему огорчению своей супруги, которая, подметив теперь значительную часть этих движений, заключила весьма правдоподобно, что неисправимый муж ее продолжает издеваться над ней и над особой достопочтенного представителя методисткой доктрины. Уже она решилась в своей душе сделать необходимые приготовления к обнаружению в сильнейшей степени истерических припадков с надлежащей обстановкой, как в эту самую минуту мистер Стиджинс поднялся со своего места и, остановившись посреди комнаты, приступил к произнесению трогательной речи в назидание всей компании, и особенно для личной пользы мистера Уэллера младшего. В резких и сильных выражениях достопочтенный оратор принялся заклинать молодого человека, чтоб он бдительно смотрел за своими чувствами и помыслами и неленостно стоял на страже в этом логовище несчастья и мирской суеты, куда завлечен он силой обстоятельств, зависевших, в некоторой степени, от его собственной лукавой и злой воли. Он старался оградить его сердце от лицемерия и ложной гордыни, и в этом отношении рекомендовал молодому человеку брать пример с него самого, мистера Стиджинса, заслужившего всеобщее уважение, любовь и преданность от всех истинно благомыслящих людей. Развивая этот тезис, достопочтенный пастырь убедительно доказывал заблудшему сыну, что, имея перед глазами такой достойный образец, он, Самуэль Уэллер, сделается рано или поздно одним из наилучших сочленов методистского общества, оказавшего в последнее время такое благодетельное влияние на избранных сынов и дщерей британского и американского вертограда. Вслед за тем мистер Стиджинс, к наивящему назиданию молодого человека, изобразил живо и сильно, что все его приятели и друзья, с которыми, на свою погибель, приходил он в соприкосновение в продолжение своей жизни, бесспорно суть отъявленные негодяи и мерзавцы, стыд и поношение бренного человеческого естества.

Во второй части диссертации красноречивый оратор убеждал своего молодого слушателя удаляться, пуще всех пороков, от пьянства, так как пьяный человек, в строгом смысле, есть не что иное, как свинья, отравленная грязными и ядовитыми зелиями, изобретенными на погибель тела и души. Но на этом месте язык достопочтенного и красноносого джентльмена сделался удивительно бессвязным, и стопы его, независимо от воли своего владельца, принялись выписывать такие вензеля, что мистер Стиджинс, для сообщения своему телу перпендикулярного положения, принужден был уцепиться обеими руками за спинку стула.

Мистер Стиджинс не обнаружил в своей речи никакого желания, чтобы слушатели его стояли настороже против шарлатанов, которые выступают с медным лбом на состязание с легковерными умами и сердцами. Но так как он простоял весьма долго, облокотившись на спинку стула, и неистово моргал обоими глазами, то можно было прийти к безошибочному заключению, что все эти сентенции переваривались в его мозгу, хотя он не считал нужным высказывать их в настоящей беседе.

Слушая эту удивительную речь, миссис Уэллер всхлипывала и рыдала при конце каждого параграфа, между тем как Самуэль спокойно сидел на стуле, перебросив ногу на ногу, и смотрел на оратора самыми умильными глазами. Временами он выразительно перемигивался со своим почтенным родителем, который был при начале этой речи в самом веселом расположении духа, но потом заснул на половине и не просыпался до конца.

— Браво, браво! — сказал Самуэль, когда, наконец, красноносый джентльмен оставил свой ораторский пост. — Вы говорите очень хорошо, мистер Стиджинс.

— Надеюсь, это принесет тебе пользу, Самуэль, — сказала миссис Уэллер торжественным тоном.

— Принесет, сударыня, принесет, — отвечал Самуэль.

— О, если бы это могло также исправить твоего отца! — воскликнула миссис Уэллер.

— Благодарю тебя, душенька, — сказал мистер Уэллер старший, — я уж поправился малую толику: вздремнул и всхрапнул.

— Пропащий человек! — сказал достопочтенный мистер Стиджинс.

— Спасибо за ласку, — сказал мистер Уэллер старший, — не забуду ваших милостей. Только знаете ли, сэр, и вы, почтенная сударыня, сумерки уж, кажется, давненько наступили; Пегашка застоялась. Если мы простоим здесь еще часок-другой, то ведь она просто полетит по воздуху на обратном пути домой, и я не поручусь за вашу безопасность. Вы же ведь не любите, господин пастырь, когда колесо ненароком задевает за тумбу.

При этом намеке достопочтенный мистер Стиджинс, взволнованный и озадаченный, взял свою шляпу, зонтик и, обращаясь к почтенной леди, сказал, что пора им, наконец, выбраться из пределов этого нечистого жилища. Миссис Уэллер немедленно встала со своего места, и Самуэль вывел своих гостей на тюремный двор.

— Прощай, мой друг Сэмми! — сказал старый джентльмен.

— Прощай, добрый человек! — отвечал мистер Уэллер младший.