Жирный парень разинул было рот, посмотрел на дверь спальни, снова разинул рот и согнутыми указательными пальцами вытер две слезинки.
– Что ты хотел сказать? – встряхнув его, спросил Уордль.
– Постойте! – вмешался мистер Пиквик. – Позвольте, я с ним поговорю. Что вы хотели мне сообщить, бедный мальчик?
– Я хотел шепнуть вам на ухо, – отвечал жирный парень.
– Чего доброго, ты хотел откусить ему ухо, – сказал Уордль. – Не подходите к нему. Он с норовом. Позвоните, чтоб его отвели вниз.
Мистер Уинкль уже схватился было за сонетку, но тут его остановили изумленные возгласы: влюбленный пленник, раскрасневшись от смущения, внезапно вышел из спальни и отвесил общий поклон присутствующим.
– Ох! – попятившись, воскликнул Уордль, отпуская на свободу жирного парня. – Это еще что такое?
– Я прятался в соседней комнате, сэр, с тех пор как вы пришли, – пояснил мистер Снодграсс.
– Эмили, моя девочка, – укоризненно сказал Уордль, – я ненавижу обман и ложь. Это в высшей степени неделикатно и нечестно. Право же, я этого не заслужил, Эмили!
– Дорогой папа! – воскликнула Эмили. – Арабелла знает… все знают… и Джо знает, что я понятия не имела, где он прячется. Огастес, да объясните же все, ради бога!
Мистер Снодграсс, который только и ждал случая заговорить, тотчас же начал рассказывать, как он очутился в таком отчаянном положении; страх вызвать раздор в семье побудил его уклониться от встречи с мистером Уордлем; он хотел выйти в другую дверь, но так как она оказалась запертой, он поневоле вынужден был остаться. Положение было тягостное, но теперь он меньше об этом жалеет, ибо получил возможность заявить в присутствии общих друзей, как глубоко и искренне любит дочь мистера Уордля, и с гордостью говорит, что это чувство взаимно, и если бы между ними пролегли тысячи миль или разлились воды океана, – все равно он ни на секунду не забудет тех счастливых дней, когда впервые… и так далее.
После такого торжественного заявления мистер Снодграсс снова отвесил поклон, заглянул в свою шляпу и направился к двери.
– Постойте! – заревел Уордль. – Почему… чтоб вас побрали…
– …небесные силы, – кротко подсказал мистер Пиквик, опасавшийся худшего.
– Ладно – небесные силы, – повторил Уордль, не возражая против такой замены, – почему вы мне сразу этого не сказали?
– Или не доверились мне? – прибавил мистер Пиквик.
– Ах, боже мой! – воскликнула Арабелла, спеша на выручку. – Какой смысл задавать сейчас все эти вопросы, когда вы из корысти хотели иметь зятя побогаче, и сами это знаете, а вдобавок вы такой вспыльчивый и жестокий, что вас боятся все, кроме меня! Пожмите ему руку, и, ради господа бога, прикажите, чтобы ему принесли пообедать: у него такой вид, как будто он умирает с голоду. И пускай вам сейчас же подадут вина, потому что с вами сладу нет, пока вы не выпьете по крайней мере двух бутылок.
Достойный старый джентльмен ущипнул Арабеллу за ухо, расцеловал ее без всяких стеснений, очень нежно поцеловал свою дочь и горячо пожал руку мистеру Снодграссу.
– Она права по крайней мере в одном пункте, – весело сказал старый джентльмен. – Позвоните, чтобы нам дали вина.
Явилось вино, и в ту же секунду появился и Перкер. Мистеру Снодграссу накрыли за отдельным столиком, и, пообедав, он придвинул свой стул к Эмили, не вызывая ни малейшего протеста со стороны пожилого джентльмена.
Вечер прошел чудесно. Маленький мистер Перкер удивительно разошелся, рассказал несколько смешных историй и спел печальный романс, который оказался таким же забавным, как и его анекдоты. Арабелла была очень мила, мистер Уордль – очень весел, мистер Пиквик – очень приветлив, мистер Бен Эллен – очень буен, влюбленные – очень молчаливы, мистер Уинкль – очень разговорчив, а все – очень счастливы.
Глава LV
– Сэмивел, – сказал мистер Уэллер, обращаясь к своему сыну утром после похорон, – я нашел его, Сэмми. Я так и думал, что оно там.
– Что вы нашли и где? – осведомился Сэм.
– Завещание твоей мачехи, Сэмми, – отвечал мистер Уэллер. – В нем сделаны распоряжения насчет оболгаций, о которых я тебе говорил вчера.
– А разве она вам не сказала, где оно лежит? – спросил Сэм. – Ни словечком не обмолвилась, Сэмми, – отвечал мистер Уэллер. – Мы улаживали наши маленькие свары, а я старался ее подбодрить и совсем забыл спросить о завещании. И, пожалуй, я бы и спрашивать не стал, даже если бы вспомнил, – добавил мистер Уэллер. – Нехорошее это дело, Сэмми, надоедать больному вопросами об его деньгах, когда ухаживаешь за ним. Это все равно что усаживать в карету наружного пассажира, слетевшего с крыши, вздыхать и спрашивать, как он себя чувствует, и в то же время запустить ему руку в карман.
Иллюстрировав свою мысль таким примером, мистер Уэллер достал из бумажника грязный лист почтовой бумаги, исписанный каракулями, беспорядочно лепившимися друг к другу.