– Давно. Здесь осталась ее семья. Я с ними поговорить хотела, а их дома нет. Жду вот.
– Я тоже с тобой посижу, пожалуй.
Николай присел рядом, вытянул ноги, откинулся на жесткую неудобную спинку.
– Убегался я сегодня. Этот Волошин нигде не работает, живет с матерью. Мать пенсионерка, уехала в пятницу к старшей дочери на дачу, вернулась вчера вечером, а сынок мертвый лежит. Уже пахнуть начал. Дня три, наверное, пролежал.
– Чем его? – вяло поинтересовалась Настя только для того, чтобы не обижать Колю и поддержать разговор. Ей совсем не интересен был какой-то там Волошин, пролежавший три дня…
– Чем-то тяжелым по голове. Эксперты точнее скажут. Смотри, как его уделали.
Николай достал несколько фотографий и протянул Насте. Та взяла, глянула вскользь безразличными глазами и уже собралась было отдавать обратно, как вдруг… Большое родимое пятно на щеке. Тонкие губы. Где-то она видела это лицо. Но где?
– Коля, кто он – этот Волошин? Мне кажется, я его где-то видела. Он по нашим делам никогда не проходил?
– Вроде нет, – пожал плечами Селуянов. – Я запрос делал, к уголовной ответственности не привлекался, приводов не имел.
– Может, он свидетелем проходил?
– Ну уж это… – Коля картинно развел руками. – Требуешь невозможного, Анастасия Павловна. Да вряд ли ты с ним встречалась, контингент не твой. Вот, смотри. – Он достал из кармана блокнот. – Разнорабочий, грузчик, неработающий, ночной приемщик в молочном магазине, снова неработающий, потом опять грузчик. Потом уезжал куда-то почти на два года, мать говорит, в Сибирь, недавно вернулся. Я туда запрос направил, интересно, чего он там два года делал.
– Да, – ответила Настя дрогнувшим голосом, – действительно интересно.
Два года! Два года… Ну конечно, это лицо с родимым пятном и тонкими губами было описано в дневнике Алины Вазнис. Это лицо ей снилось, и как раз два года назад она написала, что может больше не бояться его. Два года назад все заметили, что она стала лучше играть. И два года назад этот Волошин, человек с родимым пятном и тонкими губами, живший по соседству от дома, где она выросла, уехал куда-то в Сибирь. А потом оба они, и Алина и Волошин, были убиты почти одновременно. Неужели совпадение?
Селуянов
На следующий день Николай вылетел в Красноярск, оттуда на допотопном «Ан-2» еще два с половиной часа добирался до райцентра, а потом трясся в милицейском «уазике» до места, где шло строительство какого-то газпромовского объекта. Именно на этой стройке и проработал почти два года разнорабочим Виктор Волошин, убитый несколько дней назад в Москве.
Первым делом Селуянов нашел дом, в котором жил Волошин. Дом принадлежал молодой крепкой бабенке, приехавшей откуда-то из-под Тюмени, работавшей на строительстве и купившей этот дом по вполне приемлемой цене у стариков, перебиравшихся в Красноярск к детям. Николая она встретила приветливо, но, услышав фамилию Волошин, сразу перестала улыбаться.
– С ним что-то случилось? – испуганно спросила она, глядя на Николая слишком жирно подведенными глазами.
Потом она долго плакала, перемежая всхлипывания обрывочными фразами вроде: «И чего ему не жилось здесь…», «Поехал на свою голову». Наконец она проплакалась и начала рассказывать более или менее связно.
Первое время Виктор жил в бытовке вместе с другими рабочими, потом познакомился с ней, Раисой, и переехал в ее дом. Он был немного странный, дикий какой-то, то и дело в лес уходил, говорил, лес его успокаивает. Вообще природу очень любил. Виктор говорил, он потому и Москву бросил, чтобы, значит, к тайге поближе. Но вообще-то он мужик хороший был, не пил совсем, не гулял. Только вот странный. Собирались пожениться, начали вещи в дом покупать – телевизор дорогой, видеомагнитофон, а то какие ж тут, в тайге, развлечения. Несколько раз ездили вместе в Красноярск, Раису с ног до головы одели, ему кое-какую одежку прикупили, начали понемногу спиртное к свадьбе запасать.
Однажды в начале июня Волошин сказал Раисе, что должен уехать. Дело у него есть в Москве, и пока он его не сделает, ни о какой свадьбе и речи быть не может. Уж как она просила его не ездить, как плакала – нет. Сказал – сделал. Собрал вещи и уехал.
– Он все вещи собрал? – спросил Селуянов.
– Да нет же, какое там все. Только на дорогу. У него ж мать в Москве и сестра, жить есть где. Да он и собирался-то недели на две. Обещал, что не больше. Вот и вышло…
Она снова собралась заплакать, но Коля быстро отвлек ее новым вопросом:
– Скажите, Раечка, у вас заработки большие на стройке?
– Не жалуемся. – Она отерла глаза и шмыгнула носом. – Я – мастер участка, у меня зарплата, конечно, побольше была, чем у Вити. Он же разнорабочим был.
– И его не смущало, что он фактически сидел на вашей шее? На чьи деньги вы дорогие вещи-то покупали?
– Так на его!
Раечка так удивилась Колиному предположению, что кто-то вообще может сидеть на ее шее, что даже забыла плакать.
– На какие это «его»? На зарплату разнорабочего?