Посмертный образ

– А вы знаете, что она двадцать лет жила на соседней улице?

– Да что вы?! – Мать Волошина всплеснула руками. – Это же надо! А я и не знала. А вы почему спрашиваете-то? Что, Витюша мой был с ней знаком?

– Не знаю, – вздохнул Селуянов. – Может, и был. В том-то и загвоздка, что я хочу это выяснить, а никто не знает.

Что ж удивляться, думал Николай, выходя из дома, где жил и был убит Волошин, мы своих соседей по площадке и то не всегда знаем, где уж знать людей с соседней улицы. Пресловутая анонимность жизни в большом городе с многоэтажными многоквартирными домами, где все заняты исключительно своими проблемами и никому ни до кого нет дела.

Он решил попробовать сделать заход с другой стороны и отправился туда, где провел свое детство известный режиссер Андрей Львович Смулов. Может быть, удастся найти каких-нибудь его старых приятелей, которые вдруг да расскажут что-нибудь интересное. Потом Николай так и не вспомнит, с чего это он решил покопаться в детстве Смулова. Не то наитие какое на него снизошло, не то внутренний голос что-то эдакое подсказал, не то просто профессиональный нюх сработал. Но вот поехал он туда, зачем – и сам не знал. Но поехал. Этим и отличался он от Каменской. Анастасия, прежде чем бежать куда-то, долго думала и высчитывала, где какую информацию можно собрать, как ее нужно собирать и что с ней потом делать. Николай, как правило, вообще не просчитывал ситуацию даже на полшага вперед, он руководствовался интуицией, а порой и просто действовал «на авось», особенно когда не знал, что делать дальше.

Начал Селуянов, как водится, с отделения милиции, потому что за долгую работу в розыске почти в каждом отделении мог найти знакомого. Нашелся у него такой знакомый и здесь, в Замоскворечье, в отделении, на территории которого находилась улица, где когда-то жил Андрюша Смулов со своей мамой.

Удача, которая так долго отворачивалась, наконец перестала капризничать и повернула к Коле Селуянову свой светлый прекрасный лик. Приятель был на месте, и Колю он не забыл, и настроение у него было неплохое, во всяком случае, он с удовольствием оставил свои дела и переключился на гостя, даже бутылку из сейфа достал. Звали приятеля Жирафом, то есть по паспорту и милицейскому удостоверению он числился Рафиком Жигаревским, но длинная тонкая шея, плавно перетекающая в длинное тощее туловище, порождала необоримый соблазн использовать не по назначению первые буквы фамилии и имени.

– Смулов? – поморщился он, выпивая залпом треть стакана водки. – Режиссер-то? Противный мужик. Но баба у него – высший класс. Обзавидуешься.

Селуянов сделал большой глоток, но до конца допивать не стал. В груди разлилось блаженное тепло, как бывало у него всегда, когда после долгих бесплодных поисков он чувствовал, что наконец появился какой-то кончик. Теперь бы только не упустить его, кончик этот.

– Ты с ним знаком?

– Не то чтобы… – Жираф смешно дернул длинной шеей. – Опрашивал его как-то раз, года два назад. По трупу.

– Рафик, с меня бутылка, только ничего не перепутай, – взмолился Селуянов.

Он знал, что Жираф свою кличку не любит, и в ответственные моменты, когда нужно было «уважение сделать», обращался к приятелю по имени.

– Да чего тут путать, скажешь тоже. У меня на территории труп, некто Татосов. Ищем, натурально, среди ближайшего окружения. Ничего. Начинаем круги выписывать, сам знаешь. Берем окружение пошире и подальше. Опять ничего. Мужик – всеобщий любимец, бабы по нему умирают, хотя, вот те крест, – посмотреть не на что. Страшненький, неказистый. Но – умирают. И вообще никто о нем худого слова не говорит. Ну что делать? Берем следующий круг – товарищи по институту. Потом пошли в ход одноклассники. Выяснилось, что жена одного из бывших школьных корешей мужа своего бросила и к этому Татосову ушла. Правда, она у него не задержалась, они довольно быстро расстались, да и было-то это лет за десять до убийства, но для порядка, сам понимаешь, одноклассника этого ищем и спрашиваем, где ты, мил-человек, был в тот день и в тот час. У одноклассника – алиби. Был, говорит, у своей любовницы, можете у нее спросить, она вам подтвердит. Мы – к любовнице, она говорит, да, был весь вечер у меня. Ну, спрашивали-то, конечно, больше для проформы, понятно, что мотива нет. Вот и весь сказ.

– Чего – весь сказ? – взвился Селуянов. – А Смулов? Он тут каким боком?

– Чего ты орешь? – обиделся Жираф. – Пей лучше. Смулов и был тот одноклассник, которого жена бросила. Мы его всерьез и не подозревали. Ну ты сам-то подумай своей плешивой головой, жена ушла десять лет назад, а через несколько месяцев она и Татосова этого бросила. Они же не соперники, а товарищи, можно сказать, по несчастью. Это первое. Второе – все-таки десять лет. И третье – когда у тебя такая шикарная любовница, как была тогда у Смулова, ты вообще про всякую ревность забудешь. А тем более десятилетней давности.

– Имя любовницы не помнишь? – спросил Николай с надеждой.