Посмертный образ

Около шести часов выдержка ему изменила, и он осторожно встал, на цыпочках прокрался на кухню, поставил чайник и начал собираться. Уйти скорее отсюда, уж лучше на улице торчать, чем снова вести с утра бесплодные и бессмысленные, на его взгляд, разговоры.

К дому Алины Вазнис Коротков подъехал, когда еще не было семи. Припарковал машину, включил печку, закурил и стал задумчиво смотреть на моросящий снаружи осенний дождь. В тепле ему сразу захотелось спать, и он, чтобы не поддаться искушению, опустил стекло, вытянул руку под дождь и, когда ладонь стала влажной, отер лицо. Стало легче.

В двадцать минут восьмого он заметил медленно бредущую Каменскую. Она шла без зонта, глубоко засунув руки в карманы и низко надвинув широкий капюшон, полностью скрывавший ее лицо. Коротков открыл дверцу со стороны пассажирского места и посигналил.

— Привет, — удивленно поздоровалась Настя. — А я думала, что буду первой. Чего ты так рано? Не спится?

— «Не спится, няня… — весело подтвердил Коротков, — мне так грустно, открой окно и сядь ко мне, поговорим о старине…»

— Ух ты!

Настя откинула капюшон и забралась в машину.

— А некоторые, не будем указывать пальцем, образованность все хочут показать. Как хорошо у тебя, тепло, накурено. Рай.

Она полезла в сумку, вытащила пачку сигарет с ментолом и с наслаждением закурила.

— Опять со своей поцапался? — сочувственно спросила она, выпуская дым.

— Догадалась?

— А то. Тебе Стасов звонил в половине седьмого, а тебя уж и след простыл.

— А что Стасов хотел? Мы с ним вчера расстались в двенадцатом часу, вроде все обсудили.

— У нас троих сегодня ночью дружно сделалась бессонница. Стасов откопал какого-то Павла Шалиско, который на протяжении многих лет преследовал Алину, причем, судя по всему, безуспешно. Баланс — минус два, плюс один.

— То есть? — нахмурился Юрий.

— Двух дам мы отбросили, зато один мужчина появился. Так что в итоге мы имеем четырех подозреваемых: Харитонов, Имант и Инга Вазнисы и в перспективе — неудачливый поклонник. Голову даю на отсечение, у этого Шалиско тоже не окажется алиби, зато найдутся и мотив, и возможности.

— Да, дела…

Следователь Гмыря появился без двадцати восемь, даже и не думая извиняться за опоздание.

— Пошли, — бросил он сквозь зубы, проходя мимо машины Короткова.

Уже поднимаясь в лифте, он вдруг спросил:

— Понятых будем звать?

— Да зачем, Борис Витальевич? Мы же не улики ищем, а вещь, принадлежавшую потерпевшей. Никакого значения не имеет, где мы найдем дневник, если вообще найдем.

— Ну смотри, — неопределенно хмыкнул Гмыря.

Следователь не был ярым поборником соблюдения буквы закона и, если было можно, сокращал процедурные тонкости до минимума.

В квартире Алины после пребывания работников милиции в субботу никто не прибирался, и сейчас она напоминала разоренное гнездо. Особенно неприятным был вид дивана с очерченным мелом контуром трупа.

— Борис Витальевич, к вам отец погибшей вчера не обращался насчет ключей? — спросил Коротков, тщательно вытирая ноги о коврик в прихожей. — Он хочет вещи забрать и квартирой распорядиться.

— Нет, вчера не обращался. Ну что, как искать будем?

— Разделимся, — предложила Настя. — Две комнаты и кухня, как раз на троих. Потом ванная, туалет и прихожая.

Они искали долго и тщательно, но, к сожалению, безрезультатно. Никаких дневников они не нашли. Кроме дневников, они искали белую трикотажную майку с пуговичками и зеленую пеструю юбку. Майку Настя обнаружила в стиральной машине в куче грязного белья, а длинная свободная юбка из зелено-коричневого шелка висела на крючке на внутренней стороне двери ванной комнаты, там же, где и теплый махровый халат. Таким образом, подозрения в адрес Харитонова делались совсем шаткими. Для того чтобы описать эту одежду, он должен был видеть ее на Алине. Если бы он убил ее, когда она была уже в пеньюаре, и захотел бы «скроить» версию о своем более раннем и предваренном звонком визите, то скорее всего открыл бы платяной шкаф и выбрал для описания то, что в нем висит. Маловероятно, что он полез бы в стиральную машину.

Но дневники… Неужели Настя ошиблась?

— Слушай, а у Смулова ты спрашивала? — тихонько спросил Коротков, стараясь, чтобы следователь не услышал.

— Спрашивала, — вздохнула Настя. — Говорит, что никогда не видел, чтобы Алина вела дневник. Но тут же оговорился, что мог и не знать об этом. Вазнис была до такой степени скрытной, что даже перед ним полностью не раскрывалась.

— Бедняга, — покачал головой Юра. — Тяжело ему с ней было, наверное. И любил ее сильно, и все время чувствовал, что она… чужая, что ли. И мачеха про нее так говорит.

— Борис Витальевич, — громко позвала Настя, — я возьму кассеты, ладно?

— Зачем тебе? — отозвался Гмыря, оглядывая полки встроенного шкафа в прихожей.

— На них фильмы Смулова, в том числе те, в которых снималась Алина. Попробую посмотреть, вдруг что в голову придет.

— Да что тебе может в голову прийти от этих фильмов! — насмешливо отозвался следователь. — Глупость всякая.

— Так я возьму?

— Бери, бери, только потом отдай Смулову или родственникам Вазнис. Эта семейка за пустую банку удавится.