Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

А на работе тем временем происходило нечто странное: я был вынужден ежеутренне заходить на территорию фирмы через заводской пропускной пункт. Причина была в том, что отдел электроники стремительно разрастался, а места для него не хватало. Позже компания в конечном итоге пристроила для нас к старому зданию удобное новое крыло, но тогда оно еще было недостроено. А пока мне выправили пропуск с фотографией, в котором значилось, что я из руководящего отдела, и я каждый день входил на работу вместе с фабричными – полутора тысячами литейщиков и печатников. По крайней мере, сотрудникам из нашего отдела не приходилось выстаивать общую очередь и пробивать табельную карточку минута в минуту.

Сам не знаю, чего я ожидал от постоянной работы, но уж точно не того, что буду ходить по заводскому помещению, между машинами, изготавливающими пластиковые отливки. И что придется отскакивать всякий раз, как машина высотой с двухэтажный дом решит плюнуть в меня полусотней фунтов расплавленной пластмассы и забрызгать мои новенькие мокасины фирмы «Баллей» комочками пластика.

Я собирал комочки поменьше – те, которые тянули фунтов на пять-десять, и раскладывал их у себя на заднем дворе, будто навозные лепешки, оставленные какой-то диковинной коровой, вспоенной химикалиями. По всему двору лежали желтые, красные, синие, а то и разноцветные лепешки. Гости посматривали на них, но не отваживались спрашивать, что это такое.

– Скоро вы выберетесь с завода, – обещал Пол, наш начальник. Фрукта и остальных старших по чину уже переселили в новое здание, выстроенное для дирекции. Но пока его не достроили окончательно, мы, младшие сотрудники, все еще ютились в здании завода. Наша лаборатория, ко всему прочему, располагалась как раз этажом выше плавильного цеха, в душном раскаленном помещении, на бывшем фабричном чердаке.

А теперь представьте себе обстановочку: семнадцать инженеров, секретарь, менеджер и практикант набились на душный чердачный этаж, и все лихорадочно работают. Летом мы работали будто в печке: снизу, из цеха, шел жар от разогретых машин, а сверху солнце яростно накаляло черную гудроновую крышу. В тот август на белизне симпатичного натяжного потолка проступили черные пятна: это с крыши просачивался расплавленный гудрон. Я сбежал в другую лабораторию, к нашим технологам, – им посчастливилось занимать помещение попрохладнее.

За технологов отвечал Вито, а я как инженер-управленец отвечал за Вито. Ну, в некоторой степени. Вито был неуправляем. Но сработались мы неплохо. Вито, словно хороший сержант в армии, показывал нам разные закулисные тонкости и хитрости. Например, он объяснил нам, как изящно и весело избавиться от надоедливого продавца-коммивояжера.

Гамбит с продавцом обычно требовал участия двух человек. Вито всегда брал на себя вступительную часть. Делалось это так. Если продавец производил на Вито неважное впечатление, тот говорил: «Когда будете разговаривать с моим боссом, спросите про его сестру. Она только что стала чемпионкой колледжа по плаванию. Он очень ею гордится».

Потом продавец шел ко мне, и через несколько минут вворачивал в разговор фразу: «Кстати, я слышал, что ваша сестренка – чемпионка по плаванию, да?» Я напускал на себя обиженный и изумленный вид и умолкал. Продавец обеспокоенно спрашивал:

– Я что-то не то сказал?

Я оскорбленно отвечал:

– Не могу поверить, что вы способны ляпнуть такую бестактность. У моей сестрички полиомиелит. Она с пятилетнего возраста прикована к инвалидному креслу.

Дальше возможны были варианты, но все они, как правило, оказывались потешными. Собеседник или рассыпался в извинениях, или потрясенно молчал. В любом случае, это работало. После ледяной паузы я говорил: «Простите, я должен вернуться к работе». А посетитель уже был рад-радешенек убраться вон из кабинета. К этому моменту Вито успевал бесследно исчезнуть. Я, все так же сохраняя оскорбленный вид, провожал незадачливого коммивояжера до двери.

На том все и кончалось. Потому что прийти еще раз после такого приема никто не решался.

Технологи работали среди печатных станков, на которых печатались картинки для складных картин-паззлов. Печатали их на больших листах картона, потом относили к другим станкам, которые нарезали листы на мелкие фигурные кусочки – сотни и тысячи кусочков. Потом все это упаковывали в коробки и отправляли в магазины. Рабочее помещение, десять на пятьдесят футов, раньше служило кабинетом контролера производства. Из окон с одной стороны открывался вид на зал, где производили паззлы, а с другой – на глухую стену, побеленную известкой. В самом кабинете стены были покрашены в тошнотворный светло-зеленый цвет, какой, должно быть, можно получить, если ты закусывал пиво листьями одуванчиков, а потом тебя вырвало этой смесью.