Посмотри на меня

– Поппи, мне жаль, что ты так к этому относишься, но, к сожалению, ты находишь скучной ту самую уютную, комфортную и спокойную обстановку, которую люди предпочитают создавать, оформляя свое жилье. Им не хочется после тяжелого рабочего дня возвращаться домой, где на каждом шагу их подстерегают бьющие по нервам художественные эффекты и все пестрит яркими оттенками, от которых болит голова. Постоянно работая в атмосфере стресса, люди хотят, чтобы дома их ждал покой и уют. – Эту заготовленную речь она произносила перед всеми клиентами. – И потом, Поппи, это гостиница. Мы должны соответствовать вкусам большинства, а не только тех немногих, очень немногих, кому хотелось бы пожить в бархатном чреве, – добавила она с невозмутимым выражением лица.

– Ну, я не знаю людей, которые хотя бы раз в жизни не побывали в бархатном чреве. А ты знаешь таких? Мне кажется, их просто нет, по крайней мере на этой планете, – не сдавалась Поппи. – Это может вызвать у людей какие-нибудь приятные успокаивающие воспоминания.

Элизабет посмотрела на нее с отвращением.

– Элизабет, – Поппи со стоном произнесла ее имя и картинно упала в стоящее перед ней кресло, – должна же ты мне позволить хоть как-то проявить себя. Я чувствую себя тут такой скованной, моим творческим замыслам не дают воплотиться и… Ого, это мило, – прощебетала она, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть лежащий перед Элизабет листок. – Шоколадный и салатовый потрясающе смотрятся вместе. Но что навело тебя на это сочетание?

Айвен вновь подошел к Элизабет и присел рядом, изучая ее лицо. Элизабет не отводила глаз от эскиза, как будто видела его впервые. Она нахмурилась, но затем смягчилась.

– Честно говоря, даже не знаю. Просто… – Она крепко зажмурилась, глубоко вздохнула и воскресила в памяти возникшее у нее в тот момент ощущение. – Просто это… как-то неожиданно возникло у меня в голове.

Поппи улыбнулась и возбужденно закивала:

– Вот видишь, теперь ты знаешь, как это происходит у меня. Я не могу сдерживать в себе творческий поиск. Я отлично понимаю, что ты имеешь в виду. Это совершенно естественный инстинктивный порыв. – Глаза ее засияли, а голос понизился до шепота. – Как любовь.

– Вот-вот, совершенно верно, – повторил Айвен, наблюдая за Элизабет. Он сейчас находился так близко, что кончик его носа почти касался ее щеки, однако он произнес это очень тихо, чуть потревожив дыханием волоски возле ее уха.

Глава девятая

– Поппи, ты меня звала? – спросила Элизабет из-за груды образцов коврового покрытия, наваленной у нее на столе.

– И сейчас тоже не звала, – раздался недовольный голос. – Пожалуйста, не отвлекай меня, я собираюсь заказать две тысячи банок с краской цвета магнолии для наших следующих проектов. Можно с тем же успехом собраться и распланировать все на двадцать лет вперед, – пробормотала она, а затем проворчала достаточно громко, чтобы Элизабет ее услышала: – Ведь мы же не собираемся в ближайшем будущем менять концепцию.

– Ну ладно, хорошо, – улыбнулась Элизабет, уступая. – Можешь заказать и какой-нибудь другой цвет.

От возбуждения Поппи чуть не свалилась с кресла.

– Закажи еще несколько сотен банок бежевой краски. Цвет называется «Ячмень».

– Ха-ха-ха, – сухо отозвалась Поппи.

Айвен в изумлении посмотрел на Элизабет.

– Элизабет, Элизабет, – пропел он. – Ты что, пошутила? Уверен, что да. – Он смотрел прямо на нее, облокотившись на стол. Выбившиеся у нее из прически пряди всколыхнулись от его дыхания.

Элизабет замерла, с подозрением посмотрела по сторонам и вернулась к работе.

– Видите, как она ко мне относится? – произнес Айвен трагическим голосом, поднося театральным жестом руку ко лбу и делая вид, что падает в обморок на черную кожаную кушетку в углу. – Как будто меня здесь вообще нет! – Подняв ноги, он уставился в потолок. – Забудем о кабинете директора, это похоже на кабинет психиатра. – Изучая трещины на потолке, он подпустил американского акцента. – Видите ли, док, все началось с того, что Элизабет продолжала меня не замечать, – сказал он на всю комнату. – Это заставило меня почувствовать себя таким нелюбимым, таким одиноким, таким безумно, безумно одиноким. Как будто меня не существует. Как будто я ничто, – нагнетал он. – Моя жизнь – сущий ад. – Он сделал вид, что плачет. – И в этом виновата Элизабет. – Он остановился и какое-то время смотрел, как она подбирает ковровое покрытие по образцам. Когда он заговорил снова, его голос уже был нормальным, и он нежно сказал: – Это она виновата в том, что не может меня видеть, она просто боится поверить. Не так ли, а, Элизабет?

– Что? – снова воскликнула Элизабет.

– Что «что»? – раздраженно закричала в ответ Поппи. – Я ничего не говорила!

– Ты же меня позвала!

– Нет, не звала. Тебе опять мерещатся какие-то голоса, и, пожалуйста, перестать напевать эту чертову песню! – взвизгнула Поппи.

– Какую песню? – нахмурилась Элизабет.

– Которую ты напеваешь все утро. Она сводит меня с ума.