Посмотри на меня

Маленькая Элизабет протянула дрожащую руку и толкнула дверь. Мокрые волосы прилипли к лицу, с них текла вода, нижняя губа оттопырилась и дрожала. Она в панике оглядывала большими карими глазами зал и вдруг увидела, как один из мужчин, гогоча, потянулся к матери.

– Не трогайте ее! – Элизабет закричала так громко, что сразу наступила тишина. Мать прекратила петь, и все головы повернулись к стоявшей в дверях девочке.

Угол зала, где на пианино сидела мать, взорвался от громкого хохота. Из глаз испуганной Элизабет хлынули слезы.

– Хнык-хнык-хнык! – пропела ее мать громче всех остальных. – Давайте все вместе попытаемся спасти мамочку, да? – Ее глаза остановились на Элизабет. Темные, налитые кровью, они были не похожи на те глаза, которые Элизабет так хорошо помнила, они принадлежали кому-то другому.

– Черт, – выругалась Кэтлин, кинувшись к Элизабет из другого угла. – Что ты здесь делаешь?

– Я п-п-п-ришла, ч-ч-ч-тобы… – запинаясь, произнесла Элизабет в затихшей комнате, растерянно глядя на мать. – Я пришла, чтобы найти маму, чтобы жить вместе с ней.

– Что ж, ее здесь нет! – закричала мать. – Убирайся! – Она угрожающе ткнула пальцем в ее сторону. – Мокрых крысят не пускают в пабы, – захихикала она, опрокинула в рот стакан, но промахнулась, отчего большая часть содержимого вылилась ей на грудь и заблестела ручейками на шее, заглушив аромат ее сладких духов запахом виски.

– Но, мамочка! – всхлипнула Элизабет.

– Но, мамочка! – передразнила ее Грайне, и несколько мужчин засмеялись. – Я не твоя мамочка, – резко сказала она, наступая на клавиши пианино и производя душераздирающие звуки. – Маленькие мокрые девчонки не заслуживают мамочки. Их нужно отравить, всех, всех вас, – сплюнула она.

– Кэтлин, – закричал мистер Флэнаган, – чего ты ждешь? Уведи ее отсюда! Она не должна этого видеть.

– Я не могу. – Кэтлин осталась стоять, пригвожденная к месту. – Мне нужно присматривать за Грайне. Я должна забрать ее с собой.

Мистер Флэнаган открыл рот, шокированный ее ответом.

– Да ты посмотри на ребенка!

Смуглая кожа Элизабет побледнела. Губы посинели от холода, а зубы стучали, насквозь промокшее платье в цветочек прилипло к телу, а ноги в резиновых сапогах дрожали.

Кэтлин перевела взгляд с Элизабет на Грайне, словно оказавшись меж двух огней.

– Том, я не могу, – прошипела она.

Было видно, что Том разозлился.

– Тогда я сам отвезу ее домой, надо же иметь совесть! – Он взял связку ключей и, выйдя из-за стойки, направился к Элизабет.

– Нет! – закричала Элизабет. Еще раз взглянув на мать, которой наскучила эта сцена и которая уже была в объятьях какого-то мужчины, она повернулась к двери и выбежала в холодную ночь.

Элизабет стояла в дверях паба, волосы промокли насквозь, по лбу струилась вода и капала с носа, зубы стучали, а пальцы онемели. Теперь зал заполняли другие звуки. Не было ни музыки, ни аплодисментов, ни пения, только звон стаканов и негромкие разговоры. В тихий вечер вторника в пабе оказалось не больше пяти человек.

Постаревший Том продолжал смотреть на нее.

– Моя мать, – крикнула Элизабет с порога, и ее удивило, как по-детски прозвучал ее голос, – она была алкоголичкой?

Том кивнул.

– Она часто сюда приходила?

Он снова кивнул.

– Но были недели, – она с трудом сглотнула, – целые недели, когда она жила с нами.

Голос Тома был тихим.

– Она была, что называется, запойной.

– А отец? – Она остановилась, подумав о своем несчастном отце, который ждал и ждал каждую ночь. – Он ведь знал об этом.

– Ангельское терпение, – ответил Том.

Она оглядела маленький паб, посмотрела на то же самое старое пианино, стоящее у стены. Ничего не изменилось, разве что возраст вещей.

– Той ночью… – сказала Элизабет, ее глаза наполнились слезами. – Спасибо вам.

Том просто грустно кивнул ей.

– Вы не видели ее с тех пор?

Он покачал головой.

– А вы… вы думаете, это возможно? – спросила она срывающимся голосом.

– Не в этой жизни, Элизабет. – Он подтвердил то, что она сама всегда чувствовала глубоко внутри.

– Папочка… – прошептала Элизабет и выбежала обратно в холодную ночь.

Маленькая Элизабет бежала из паба, дождь больно хлестал ей в лицо, ноги обдавало холодными брызгами, когда она наступала в лужи, а грудь пронзала острая боль при каждом вдохе. Она бежала домой.

Элизабет прыгнула в машину, на полной скорости понеслась прочь из города и вскоре свернула на дорогу, ведущую к дому отца. Приближавшиеся огни означали, что она должна сдать назад, подождать, пока встречная машина проедет, и только потом продолжить путь.

Отец знал правду все эти годы и не говорил ей. Он не хотел разрушать ее иллюзии, и мать всегда стояла у нее на пьедестале. Она думала о ней как о вольной птице, а об отце – как о тяжелой, гнетущей силе, как о птицелове. Она должна как можно скорее увидеть его, чтобы попросить прощения, чтобы все исправить.