Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов

Потом внизу тьма распалась на множество серых силуэтов, и тут же, будто добавили свет, стало видно все.

Толпа крыс стояла, задрав острые мордочки, перед каменным возвышением. На возвышении размещался целый игрушечный город, собранный из спичечных и обувных коробок, молочных пакетов, банок из-под пива, ячеек для яиц…

Пластмассовый кукольный дом для Барби означал здесь, наверное, царский дворец. Большой крыс в накинутой подобно плащу аккуратно обгрызенной банановой кожуре стоял на краю возвышения и будто обращался к толпе, негромко попискивая. Толпа отвечала возмущенно. Крысы, укрытые по ушки газетными обрывками, вынесли наперсток или пробку, и в нем крыс в банане медленно ополоснул передние лапки. Позади на круглой огороженной площадке несколько громадных жирных пасюков в красных накидках важно стерегли маленького альбиноса. Проходя мимо, крыс в банане пискнул что-то и, взмахнув хвостом, скрылся в Барби-домике. Пасюки, возглавляемые здоровенной крысой, которая напялила на себя целую консервную банку с дырами для лапок, растянули альбиноса и начали стегать его хвостами…

– Держи меня, Коминт, – прошептал Николай Степанович.

– Степаныч, да что же это…

– Господи, путеводи меня в правде Твоей… – он перекрестился.

Наваждение не исчезло.

Крысы, толпящиеся внизу, раздвинулись, образовав длинный коридор. Он вел от игрушечного города к невысокой кучке камней. И пасюки в красном, окружив альбиноса, стали подталкивать его к этому коридору. Альбинос шел неохотно, оглядываясь как бы в ожидании помощи и поддержки. Откуда-то возник связанный из палочек крест. Альбинос взял его передними лапками и понес сквозь верещащую толпу…

– Уйдем, – сказал Николай Степанович. – Не могу больше…

– Ну, Степаныч, дай досмотреть.

– Нет, Коминт. Не для людей это.. – и, не оглядываясь более на спутников, Николай Степанович вернулся в коридор. Минуту спустя смущенные Гусар и Коминт присоединились к нему.

– Куда дальше? – зажигая свечи, спросил Коминт.

– Не знаю. Надо подумать. И вообще – отойдем подальше, хватит с меня этой богосквернящей мистерии… и, неровен час, опять что-нибудь начнется…

Они отошли совсем недалеко, когда сзади торжествующе заскрежетало и ударило гулко – всего один раз.

Золотая дверь. (Поповка, 1897, июнь)

Английские колонны терялись в пушечном дыму. Голландцы пятились, но не бежали. Кавалерия Нея гарцевала на холмах. Груши, как всегда, заблудился.

– Сир! – подбежал Сульт. – Там гонец от князя Барклая де Толли!

– О чем же просит князь?

– Он… Сир, когда я услышал, то подумал, что схожу с ума! Сир, он предлагает военный союз!

– Какая великолепная интрига. Пригласите гонца.

Передо мной встал запыхавшийся юный высокий красавец. Узкое смуглое лицо его еще более потемнело от порохового дыма, серо-голубые глаза блестели.

– Ваше величество! Полковник Гумилев с посланием от командующего. Его светлость князь ведет вам на помощь русский корпус. Найдено завещание светлейшего князя Кутузова…

– Моего старшего брата? – я сделал масонский знак.

Гонец молча с достоинством поклонился.

– Что ж, полковник, давайте пакет.

Я нетерпеливо сорвал бандероль с синего конверта.

Барклай де Толли предлагал мне демонстрировать отступление левым флангом, дабы самому ударить во фланг и тыл принцу Оранскому.

У меня была минута на принятие решения.

– Полковник! Летите обратно и передайте на словах князю: ровно в три часа Рейль изобразит отступление от высоты Сен-Жан. Я буду ждать удара моих русских союзников не позже четырех часов.

– Да, Ваше величество.

– Стойте, полковник. Ваше лицо мне очень знакомо. У меня прекрасная память на лица. Где мы могли встретиться? В России?

– Скорее, в Африке. Помните русских путешественников, которые показали вашим солдатам дорогу на оазис Нахар?

– Да! Какими же прихотливыми дорогами вела нас судьба, прежде чем мы вновь встретились… Надеюсь видеть вас после победы в моей палатке, полковник!

Он вновь поклонился, ловко вскочил на горячего вороного коня и поскакал. Я смотрел ему вслед.

– Сульт, – позвал я. – Сообщите Рейлю и Нею, что я хочу их видеть.

…Англичане и голландцы гибли сотнями и сдавались в плен тысячами. Уцелевшие, бросая оружие, уходили по дороге на Брюссель, спасая шкуры, но не знамена. Веллингтон вручил мне свою шпагу. Без парика он был похож на упавшего в пруд бульдога. Принца Оранского не было пока ни среди живых, ни среди мертвых. Подходившие с востока прусские колоны остановились и теперь стояли, как зрители, неспособные вмешаться в ход пиесы. И мои солдаты, и русские – все были обессилены не столько неприятелем, сколько непролазной грязью полей…

Наконец, нашелся Груши. Он упал на пруссаков с фланга, и через четверть часа боя Блюхер запросил пощады.

– Пруссия тоже будет с нами, – сказал я Барклаю де Толли. – И коварная Австрия станет ползать на брюхе, вымаливая пощаду.

– Это был дурной союзник, – согласился князь.

– А где же тот юный полковник, которого вы присылали ко мне?