«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Что насчет Кларенса Брауна? Мне говорили, что он прочитал много лекций по русской поэзии. Я рада за него. Ты уже с ним встретилась? Скажи ему, что я его люблю.

Что насчет Роберта Лоуэлла? Я прочла его стихи. Я нахожу их первоклассными. У него есть, что сказать. Это – новый голос в поэзии. Те вещи, о которых он говорит, его чувства, его способ рассказать о них кажутся совершенно новыми. В стихотворении самое главное – сказать то, что не ожидается, дать новый поворот и новую жизнь тому, что нас окружает, что мы чувствуем, и тому, что составляет нашу жизнь. Может быть, просто надо открыть свое сердце, так, чтобы каждый узнал свои собственные ощущения, не так ли? Скажи ему, что я также очень заинтересовалась этим молодым поэтом, чьи стихи были опубликованы с его предисловием, а именно Сильвией Плат, которая говорит: “Годами я ела пыль и вытирала тарелки своими волосами”. Ее отчаяние и ее пчелы многое говорят мне…[661]

Оленька! Мне сейчас сказали, что один мой друг тяжело заболел в больнице и ему необходимы лекарства. Их нет у нас. У него резкое ухудшение туберкулеза. По почте не дойдет. Скажите и Кларенсу про это. Я очень прошу его помочь.

Я знаю, что вам надоело бегать по аптекам, но что делать? Скажите Кларенсу.

Etionamide canomicine.

Н. Я. Мандельштам – О. В. Карлайл-Андреевой 30 октября 1967 г.

Дорогая Ольга!

Я была ужасно рада получить твое письмо. Не правда ли, прекрасно, что мой красивый дружочек не забывает меня? Как ты там? У меня всё так же, как и раньше, за исключением того, что мой брат болен. Сейчас непосредственной опасности нет, но ему велели оставаться в постели, и он очень слаб. Мы становимся ужасно старыми – все мы. Завтра мне будет 68. Я никогда не думала, что доживу до столь почтенного возраста. И я чувствую, что все передвижения становятся трудны для меня, а самая трудная вещь – выйти из дома.

Я получила подарок, который они мне прислали. Передай им спасибо за него… Но самым интересным для тебя будет то, что я встретила твою тетю и твоего дядю[662]. Я позвонила им и сказала, что пришло время познакомиться заново. Я предложила прийти к ним, но твоя тетя сказала, что чувствует себя хорошо и хочет прийти ко мне. Так они и сделали, и было очень мило с ними поболтать. Но их машина сломалась, и им пришлось ехать на автобусе. Не правда ли – благородно с их стороны? Они очень милые люди, особенно она. Но я надеялась увидеть копию твоей матери, которой она не является. Главное очарование твоей матери – в ее верхней губе, а рот Ариадны[663] довольно жесткий. Они немного похожи, но не настолько, как я представляла…

Ты видела Кларенса? Он даже не знает, вернулась ли ты домой. Позвони ему или он будет очень ревновать.

Скажи Генри и Мише, что я их люблю. Я хотела бы познакомиться с ними… А больше всего я умираю от желания познакомиться с Робертом Лоуэллом. Последний раз его упоминал Кларенс. Они встретились на конференции и, кажется, понравились друг другу.

Целую тебя в бровь. Надежда.

О. В. Чернова-Андреева – О. В. Карлайл-Андреевой 1 декабря 1970 г.

Дорогая дочурка,

Спасибо тебе за последнюю открытку – Матисса. Теперь у нас целая коллекция его редких вещей.

Книги, посланные тобой, уже начали доходить. И мы получили “Vision of Paris” и Gabo.

Некоторое время назад мы получили письмо из Милана, написанное итальянцем, корреспондентом Corriere della Sera (Courrier du soir – самая солидная газета) – Pietro Sormani. Он написал, что вернулся несколько недель назад из Москвы, где 5 лет был корреспондентом. Перед отъездом он познакомился с Над. Як. М. И она дала ему рукопись 2-й части своих мемуаров и просила его списаться с нами (нами и тобой) для публикации ее мемуаров в U. S.

Спросил, остаемся ли мы в Женеве – он хотел бы встретиться и лично поговорить.

Я ему немедленно ответила. Но прошло время – он не ответил (итальянец!).

Я вчера ему позвонила.

Он был очень рад, сказал, что на будущей неделе едет в Лондон и, известив телеграммой, заедет в Женеву и завезет копию Н. Я. М.

Он не знал, что 1-я книга вышла в N. Y., и, когда уезжал из Москвы, Надежда Яковлевна еще этого не знала (видимо, он не скоро собрался нам написать).

По поручению Надежды Яковлевны (нашей милой резвушки) он показал рукопись Mondadori (!!!)[664] и еще какому-то издательству.

Мне показалось (n’est au’une toute petite…[665]), что книга не вызвала там энтузиазма.

Повторяю – это только впечатление при коротком разговоре по телефону.

Я сказала ему, что на 1-ю были хорошие отзывы, и среди других твоя рецензия в N. Y. Times[666]. Он не знал.

Он считает, что Надежда Яковлевна ошибается, как и многие, многие другие в России, что заграничный шум их “защищает” от репрессий.

Он думает, что это совсем неправильно.