«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

В городе шли смутные слухи про выставку – не знали, как попасть, где достать пропуска и т. д. Выставка “втихаря”. Но всё же народ толпился, терялся, радовался. Готовое представление многих не совпадало с тем, что они увидели – они пришли искать абстрактное искусство, т. к. у нас ругают именно его, и они думают, что в этом секрет. Но все чувствовали вашу огромную силу. Только у них не было готовых слов, чтобы это сказать. Я видела таких людей. Очень хотелось бы, чтобы была открытая выставка. Пора…

Я очень радуюсь за вас, за ваш огромный расцвет, за мощное звучание ваших вещей. Будьте умником – лечитесь терпеливо, не торопитесь на волю. Надо, чтобы вы хорошенько поправились и снова принялись за работу. Ваш глаз и, выражаясь старомодно, сердце и душа в высшем расцвете. Берегите себя для всех тех, кто знает вашу мощь и силу. Я вас крепко целую и желаю вам хорошо отдохнуть и поправиться. В больнице вы изрядно поправились, но вам, конечно, необходимо как можно дольше прожить на свежем воздухе. Главное, не рвитесь на волю прежде времени и слушайтесь врачей. Надежда Мандельштам.

Привет Анг<елине> Васильевне <Щекин-Кротовой>.

Кочевые шестидесятые

Павел Нерлер “Вопрос этот политический…”: вокруг письма Н. Я. Мандельштам Н. С. Хрущеву [327]

1

Эмма Герштейн вспоминала о Н. Я. в пору “оттепели”, а конкретнее в 1957 году: “В то время Надя еще не помышляла о собственных воспоминаниях. На ее плечи ложились другие заботы: пробивать издание сочинений Осипа Мандельштама, договариваться с Союзом писателей о составе комиссии по литературному наследию, собирать рукописи поэта, работать с Харджиевым, заключившим уже по ее рекомендации договор с «Библиотекой поэта». К тому же она не жила еще в Москве. Работая в высших учебных заведениях в Ташкенте, Ульяновске, Чебоксарах, Пскове и даже в Чите, она приезжала в Москву только на каникулы. В эти приезды она много встречалась с диссидентами, особенно с бывшими зеками, и, естественно, была захвачена всей политической атмосферой «оттепели». Она признавалась мне, что не может еще решить, написать ли ей принципиальное письмо Хрущеву или засесть за свои воспоминания. Выбор был сделан несколько позже”[328].

Эмма Григорьевна или запамятовала, или просто не знала, что никакого выбора перед Н. Я. не стояло: в 1958 году она засела в Тарусе за воспоминания, а 4 апреля 1960 года, из Тарусы же, отправила письмо Хрущеву.

Вот этот небесхитростный текст, обнаружившийся в архиве[329]:

Первому секретарю ЦК КПСС тов. Хрущеву Н. С. лично

Многоуважаемый Никита Сергеевич!

Ликвидация последствий ежовщины-бериевщины и посмертная реабилитация невинно загубленных жизней не может, я полагаю, рассматриваться как пустая формальность или ничего не стоящая бумажка. А именно так рассматривают ее наши издательства.

Вопрос этот политический, и поэтому я обращаюсь к Вам лично.

В 1938 году умер в лагере мой муж Осип Мандельштам, который заслуженно пользовался репутацией крупного русского поэта. В 1956 году он был посмертно реабилитирован, и Союз Советских Писателей создал комиссию по его литературному наследству. Однако за эти годы ни я, ни комиссия не смогли преодолеть отношения издательства к реабилитации, как к формальности, а к реабилитированному и его стихам – как к “врагам народа”.

За эти же годы произведения Осипа Мандельштама были изданы во многих странах мира (и в народно-демократических, и в капиталистических), как в переводах, так и по-русски. У нас же не появилось ни одной его строки. В нашей стране стихи его ходят в списках, где ему припи сывают часто чужие, и чуждые стихи. Из полноправного и хорошего советского поэта делают запретную литературу.

Кому это нужно?

Помогите:

Издать в этом году в Гослитиздате книгу “Избранное” Осипа Мандельштама в серии “Библиотека Советской Поэзии”.

Издать в “Большой серии библиотеки поэта” в издательстве “Советский писатель” давно уже запланированное им полное собрание стихотворений О. Мандельштама с выходом книги в 1960–61 гг.

Поручить редактирование обеих книг поэтам Алексею Суркову, Илье Эренбургу и Анне Ахматовой, которые являются членами комиссии Союза Советских Писателей по литературному наследству Осипа Мандельштама.

Уважающая Вас (Н. Мандельштам).

Таруса, 4 апреля 1960 г.

Мой адрес: Таруса, Калужской обл., ул. Либкнехта, д. № 29, Мандельштам Надежда Яковлевна”.

Слегка приоткрывшееся после XX съезда КПСС окно возможностей Н. Я. использует таким образом, чтобы сыграть на разногласиях между советским писательским официозом и руководителем советского государства. Противопоставляя действия писательско-издательской братии действиям просвещенного коммуниста-разоблачителя, автор как бы рассчитывала на справедливое возмущение второго фрондою первых и на его строгий окрик, принуждающий фрондеров к немедленному выпуску стихов Мандельштама, да еще не в одном, а сразу в двух издательствах!

2