Пособие для Наемника (СИ)

Теоданис молчал. Он положил предплечья вдоль длинного стола из светлого дуба и непроизвольно сжал кулаки. Взгляд прошелся по лицам собравшихся глав цехов и гильдий. Они смотрели на него по-разному: кто-то с неодобрением, кто-то с откровенным осуждением, кто-то с недоверием — мол, не может же герцог заявлять такое всерьез? Они явно ожидали, что он добавит к сказанным словам еще что-нибудь. Например, что еще раз все взвесит или спросит их мнения.

Однако Теоданис медлил, раз за разом бросая взгляд на дочь.

Увы, они с Идель не близки. Он не возьмется спрашивать ее о личном, и она сама никогда не начнет откровенничать. Конечно, будь она все еще просто дочерью, он бы сидел у ее постели, сколько потребуется. Он подставлял бы грудь и плечо, и все, что она захочет, чтобы ей стало легче. Сейчас ему остается только смотреть на ее позу — ссутуленную, в полной опоре на спинку кресла, — на разворот ее головы, на обесмысленный взгляд в окно, и — осуждать. Он знал наверняка, что, если бы сегодня Идель не собрали к совещанию служанки, она бы явилась нечесанная, неукрашенная, в домашнем.

Ей всего двадцать четыре, не время хоронить себя. У нее есть долг перед герцогством, и он отнюдь не только в том, чтобы произвести наследника. Хотя в этом, конечно, и прежде всего.

Герцог треснул ладонью по столу, его дутые, объемные перстни с рубинами клацнули о дерево. Ожидаемо вздрогнули все присутствовашие, кроме стражи и Идель.

— Миледи, — позвал Теоданис.

— Милорд, — тут же отозвалась дочь. Безучастно и рефлекторно, как натренированная собака. — Вы что-то хотели? — Уточнила молодая женщина, когда молчание Теоданиса стало навязчивым.

— Узнать ваше мнение, — взыскательно произнес герцог. — Что вы думаете по этому поводу?

«По какому — этому?»

Недоумение читалось на лице Идель до того легко, что Теоданис не удержал насмешки. И почти сразу увидел мимолетный всплеск возмущения в глазах женщины. Стоило догадаться, что Идель, привыкшая относиться к окружающим с благосклонным снисхождением, не станет терпеть, когда свысока и посмеиваясь отнесутся к ней. Похоже, она все же вспомнила, что формально владетельный герцог Греймхау все еще он, Теоданис, иначе бы уже поинтересовалась, не слишком ли много он себе позволяет.

Тем не менее, сказал себе Тео, рано радоваться, что удалось хоть немного встрясти дочь. Он повел головой: излагайте. Изложить Идель очевидно ничего не могла, поэтому тут же попыталась выкрутиться, сводя старания Теоданиса на нет:

— Я думаю, поскольку сейчас вы здесь, ваша светлость, конечное решение остается за вами. Я не посмею оспаривать.

— Миледи! — Вскрик, к удивлению Идель, последовал не от отца. Создатель, неужели так сложно оставить ее в покое хотя бы ненадолго?!

Леди невольно перевела взгляд на возмущенного. Им оказался глава гильдии кузнецов. Мужчина по всем меркам толковый и порядочный, обреченно признала Идель. Его придется выслушать… Их придется выслушать. Это ведь не они виновны в смерти Нолана и их дитя, верно?

Но кто? Кто виновен?! Подручные Эмриса? Соглядатаи императора? Легрейф из Морканта? Или, может, вовсе сам Нолан?! Идель безотчетно потерла лоб тыльной стороной ладони. Кто бы ни был, похоже, Эмрис совсем не торопится выискивать его. У него сейчас, должно быть, прорва других дел, но…

Оправдывать Железного Идель совсем не хотелось. Какой толк быть наследной эрцгерцогиней и сестрой императора, если не иметь возможности хотя бы иногда просто раздавать приказы?!

Женщина прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Ее слов все еще ждали. И, по крайней мере, в этом точно был виноват всего один человек.

Осуждение, которым Идель наградила отца, было не меньше его собственного: на обычно светлом лице эрцгерцогини оно смотрелось, как вздернутый из пучины риф посреди морского штиля.

Идель неграциозно оттолкнулась от спинки кресла и заставила себя приникнуть к столу. Только теперь ее взгляд нашел глаза главного кузнеца. Леди сделала скованный жест рукой и прочистила горло, ибо голос подчинился не сразу.

— Я отвлеклась, господин Риммель. Повторите, пожалуйста, еще раз, в чем дело.

Крупный мужчина слегка за сорок, каждый кулак которого был больше, чем два ее, вместе взятых, был облачен в добротный камзол черного цвета. На уровне сердца он носил характерную для своих цехов округлую нашивку — черную наковальню на фоне из красного и молочного. По его ремеслу вылазка в Патьедо, ударила, конечно, сильнее всего. Наверняка, речь об этом.

Господин Риммель переглянулся с остальными собравшимися: похоже, не он один счел вопрос леди хорошим знаком. Кузнец прокашлялся и обратился к Идель с повышенным интересом.

— С удовольствием, миледи. — Он почтительно качнул головой. — После предприятия в Вольных Республиках многие из нас оказываются в спорном положении. Господа из текстильных цехов так или иначе пострадают от вашей сделки с дожем Иттории, рудокопы и мы, кузнецы, потеряли значительный прирост от презента, дарованного молодому барону Редвуда.