Мчались секунды, спокойно шли минуты, медленно плелись часы, тянув за собой невыносимо долгие дни. Майк заметно шел на поправку, его силы восстанавливались под действием чудесного травяного отвара. Боль в шее наконец отступила, и теперь он мог свободно двигать головой во все стороны. Более того, он наконец-то расстался со своей постелью, и теперь ничто не могло приковать его к надоевшей мягкой перине. Майк подолгу расхаживал по своей маленькой комнате, не решаясь, однако, выйти за ее пределы. И хотя сильнейшее желание влекло его туда, в неизвестный мир, он даже не смотрел в сторону двери и не позволял себе поддаться искушению. Оставалось ждать своего полного выздоровления, и тогда, несомненно, ему будет предложено покинуть временный приют.
Кроме долгой ходьбы по комнате в глубокой задумчивости, Майк коротал часы, изучая предоставленную ему карту империи. С интересом рассчитав время, которое необходимо отцу Иллариону, чтобы посетить Нартэль (в записке монах указал, что на это ему потребуется неделя), Майк определил приблизительное расстояние от монастыря до древнейшего города Сиенсэля. Пользуясь этим условным отрезком, он рассчитал расстояние и до других городов. Из всего этого вышло следующее: если предположить, что Илларион отправился в Нартэль пешком, то империя получается не такой уж и огромной, хотя, конечно, и не малой для исследователя из иного мира. Если, допустим, монах пробыл в городе ровно сутки, затратив на дорогу по трое суток туда и обратно, то средняя протяженность империи с севера на юг составляет примерно десять суток пешего пути. С запада на восток — в полтора раза больше. И это, разумеется, с учетом ночных привалов условного путника. И хотя такие расчеты пока ничем не подтверждались, Майк был доволен тем, что получил некое представление о размерах империи, окружающей Антильский монастырь.
Так он справлялся с одиночеством. Однако все менялось, когда в маленькую комнату заглядывал брат Мариус. Все прочие увлечения мгновенно отбрасывались в сторону, когда двое молодых людей предавались увлекательным беседам. Правда, случалось это не так часто, как хотелось бы Майку. Монах заходил к нему лишь по утрам и поздно вечером, объясняя свое длительное отсутствие строгой жизнью монаха. Поэтому раненный дорожил каждой минутой этих бесед и с нетерпением ждал его нового прихода. Темы для разговоров были самыми разнообразными. Майк много расспрашивал об империи, городах, об Антильском монастыре и отце Илларионе. Общение с монахом приносило гостю из прошлого множество различных чувств, порой совершенно странных. Он узнал, что жизнь в империи Сиенсэль совсем не безопасна, несмотря на то, что военных действий здесь нет уже многие сотни лет. Напротив, мир вокруг полон опасностей, правда, каких именно, брат Мариус толком не объяснил, и слушателю показалось, что он сделал это намеренно. Каждый новый день приносил Майку массу удивлений тем или иным явлениям нового мира. Например, когда он поинтересовался у монаха, почему отвар в кувшине остается теплым на протяжении долгого времени, тот спокойно ответил:
— Этот кувшин заколдован. Он способен сохранять тепло под действием магических сил.
— И он сможет сохранить тепло этого отвара на… месяц? — с интересом спросил до крайности удивленный Майк.
— Я не проверял, — усмехнулся брат Мариус, — и не собираюсь этого делать, ибо всегда лучше приготовить свежий отвар из целебных каррольских трав, который, как я вижу, с невообразимой скоростью ставит тебя на ноги. Как говорит отец Илларион, «хороший отвар — свежий отвар!». А он знает толк в этом деле.
После ухода монаха Майк набросился на глиняный кувшин и стал его рассматривать, изучать, но ничего странного в нем не нашел. Перед ним был обыкновенный сосуд, размалеванный какой-то местной символикой. Никаких магических чар он не заметил. А позже, отчаявшись в попытках увидеть то, чего он не понимает, Майк оставил эту затею.
Приятными становились ночи. Раненного больше не тревожили кошмарные сны. Он больше не видел страшных людей в черных мантиях, сверкающих кинжалов прямо над собой, небесных светил, с бешеной скоростью проносящихся по небу, ползучих гадов и быстрого старения. Теперь его ночные видения были несколько иными.