Пособие для внезапно умерших

Но я никогда больше не могла себе представить благородную, надежную силу. Сила накрепко связалась в моем сознании с насилием и болью. А боль – с триумфом. Мои мужчины казались мне слабыми, они не брали меня на руки, и я постоянно провоцировала их на демонстрацию силы, на насилие. Только так меня отпускала эта сосущая боль в груди. А для этого все средства были хороши.

Как один сорвавшийся камень вызывает лавину, так и моя маленькая манипуляция повлекла цепочку следствий, словно я тогда выбрала все последующее. Но ведь я не выбирала, я не знала, я не хотела…

Нелепо сейчас возмущаться – мне и было-то всего восемь, за что же такое наказание на всю оставшуюся жизнь-то… А вот именно за то. В этом холодном величественном мире не было места жалости, привычным самооправданиям, не было места добру и злу. Приговор произнесен, и в голове стучало: «Думала, что все так удачно складывается… Любой ценой. Цель оправдывает. Вот и добилась. Но не подумала на ход вперед».

Но сразу же меня и помиловали. И я вдруг поняла, что не надо возвращаться туда, чтобы что-то изменить. Можно захотеть и изменить все сейчас. Ничего страшного, все зависит от меня, не приговоренная я же, в конце концов… Цель – любой ценой – больше не мой девиз. Волна любви залила меня. Это была любовь к себе и к миру.

Чаран Гхош

Чаран знал, что по пути коры расположены несколько монастырей. Самый труднодоступный из них – монастырь Селунг, являющийся воротами для внутренней коры. Он расположен в 4 километрах от широкой долины Дарпоче. Но эти 4 километра очень непросты: крутой подъем по узкому каменистому руслу пересыхающего ручья. Его Учитель объяснил, кого ему нужно там найти. Чаран всей душой жаждал этой встречи.

Иногда, когда ученик просто сидит у ног Учителя, у него случаются озарения, к которым он идет годами. Учитель может изменить всю жизнь ученика, дать ему знание и наслаждение, по сравнению с которыми примитивные земные наслаждения не стоят выеденного яйца.

Все это Чаран отлично знал в теории, и не то чтобы он в это не верил, но никогда еще в жизни он не испытывал наслаждения от медитации и самосозерцания, даже отдаленно напоминающего наслаждение от намотанных на руку Лейлиных волос. Ненависть к себе охватывала его всякий раз, когда он слушал рассказы Учителя о тибетских святых, удалившихся высоко в горы для уединения и аскезы. И он мечтал о том, чтобы кто-нибудь проделал за него самую сложную часть работы, о том, чтобы какой-нибудь продвинутый баба поделился с ним частью своей святости или хотя бы сдвинул его с насиженной позиции. И сейчас, когда он наконец добрел до монастыря, его ощущения были подобны ощущениям ребенка в преддверии Рождества. Еще немного, и вожделенный мешок с подарками будет его!

В монастыре Чаран назвал имя, и ему указали на худого монаха, в теплом свитере поверх оранжевого буддистского одеяния, который читал огромную старинную книгу.