Пособие по укрощению маленьких вредин. Агрессия. Упрямство. Озорство

Итак, по совокупности «злодеяний» перед нами действительно случай закоренелого упрямства. Но давайте посмотрим более внимательно и системно. Допустим, утром малыш просто не выспался, а ночью видел плохой сон – поэтому здесь скорее не упрямство как устойчивая черта характера, а усталость и страх как физическое и эмоциональное состояния. В завтрак яйцо получилось с тёмным ободком вокруг желтка (подробнее о пищевых страхах см. в главе 7), в другом случае оно было бы скорее всего съедено. А о том, что крекеры только накануне кончились, мальчик вообще не знал, потому не мог и требовать «назло». В магазине – да, было форменное упрямство, тут дитя сыграло роль вредины на сто баллов. Но вот запретное ковыряние обоев, предположим, совсем другое: одержимость любопытством (что скрывается в случайно обнаруженной цементной полости, а вдруг клад?), которое лишь внешне похоже на упрямство. Ну, и вечерний скандал – упрямство только по форме, но не по сути: на самом деле это была «акция протеста» после того, как за ужином большие не слушали маленького, а увлечённо болтали о своём.

Конечно, всё могло быть совсем-совсем иначе. В данном случае важен сам подход к описанию и оценке детского поведения.

Ошибка СЕДЬМАЯ: пустая риторика, отвлечённое морализаторство.

Да как ты можешь такое говорить взрослым?! И не стыдно тебе, а?! Опять ты не слушаешься… Что ж ты у меня такой невоспитанный? Неужели не понимаешь, как это плохо? Так поступают только невоспитанные ребята! Да сколько же можно?! Долго ещё ты будешь всех изводить? Нужно быть уже умнее в твоём возрасте! Я в детстве так себя не вела…

«Общие слова» для большинства детей – напрасное сотрясение воздуха, пустой звук, способный вызвать разве что страх и неприязнь, если он громкий и грозный. Абстрактное «чтение моралей» вызывает реакцию по принципу «а Васька слушает да ест». Пошумят и перестанут! – думает про себя юный разбойник, упрямец или озорник, и спустя какое-то время вновь принимается за своё. И ведь мудро думает, ведь на самом деле именно так и происходит.

Беспомощность нравоучений замечательно обыграна в том же «Карлсоне»: помните, Малыш явился с шишкой на лбу, и мама принялась прекраснодушно разглагольствовать о том, что любой спор можно разрешить словами? У Малыша это вызвало враждебное недоверие, и он пояснил суть конфликта: Кристер сказал, что может его отлупить. Как можно это опровергнуть, если не кулаками? «Мама не нашлась что ответить, и ей пришлось оборвать свою умиротворяющую проповедь»…

Часто ребёнок вообще не относит нотации на свой счёт, воспринимая их чем-то вроде объявления на столбе или брошенной в море бутылки с посланием. Почему? Потому что подобным образом ругают, упрекают, осуждают любого нарушителя порядка, всякого вредину, каждого неслуха. Одни и те же слова, одинаковые фразы произносят мама Владика и бабушка Ильдара, воспитательница Наталья Семёновна и соседка Софья Алексеевна…

В результате складывается образ взрослого в виде обезличенного механического набора словесных штампов и клише.

«Может, папы и не такие уж надоеды, но они всегда говорят, что пора ложиться спать».

(Барбру Линдгрен «Маттиас и его друзья»)

«Лассе бегал по дому и говорил писклявым голосом:

– Душечка, как вы печёте такие вкусные пирожки? Пожалуйста, дайте мне ваш рецепт!

Он думает, что важные дамы только так и разговаривают».

(Астрид Линдгрен «Мы все из Бюллербю»)

«… – Вот я маме скажу, она тебе задаст.

Что “задаст” – это верно. Это без ошибки. Она только и делает, что задаёт. И всегда что-нибудь найдёт. Ей и жаловаться не надо. То зачем растрёпанная, то зачем локти на столе, то грязные ногти, то носом дёргаешь, то горбишься, то не так вилку, то чавкнула. Весь день, весь день!..»

(Надежда Тэффи «Подземные корни»)