Пособие по укрощению маленьких вредин. Агрессия. Упрямство. Озорство

Если в семье есть другие дети, негатив часто выплёскивается на них. В таких случаях, как говорят психологи, происходит смещение объекта со старших на младших: родители становятся неприкосновенными (иногда даже «охраняемыми») существами, а братья-сёстры превращаются в форменных жертв. Скажем, не получив вожделенную игрушку, малыш отправляется вредительствовать старшей сестре: принимается обзывать, грубо пинает, передразнивает её действия, мешает разговаривать по телефону и т. п.

«– Поняла? – спросила Анна свёрток в коляске. – Я должна за тобой следить. А будешь плохо себя вести, я тебя в унитаз выкину и воду спущу.

И припустила вприпрыжку по дорожке, толкая впереди коляску.

– Я твоя старшая сестра, – бормотала она на бегу. – Старшая и сильная. Но, говорят, противная…»

(Реннауг Клайва «И не забывай гладить котёнка»)

Как видим, агрессивные высказывания детей достаточно разнообразны, хотя и однотипны по словесному воплощению. Чаще всего это какие-то общеизвестные шаблоны, речевые штампы. Однако здесь есть один важный и не всегда заметный момент: нередко мы склонны воспринимать поведение ребёнка слишком буквально, а его речь истолковывать дословно. В этой своей ошибке мы меняемся местами с маленькими врединами и сами нуждаемся в «перевоспитании».

Часто грубость детской речи – больше имитация, чем настоящая агрессия. Такое поведение называется сценарным.

Так, грубые выражения, дерзости, нападки могут быть:

♦ элементом ролевых игр;

♦ способом эмоциональной разрядки, снятия стресса;

♦ формой самовыражения, самоутверждения в коллективе сверстников.

Классические примеры – игра в «войнушку» и «волшебные» перевоплощения. В подобных забавах зачастую копируются модели поведения взрослых, распространённые киноштампы и литературные клише. Вот как об этом рассказывает юный герой рассказа Бориса Минаева «Чёрное стекло жизни».

«…Я придумал „турнир рыцарей“ достоинством по двадцать копеек, которые со страшным стуком вышибали друг друга…

Не разжимая губ я трубил в английский рожок позывные состязания и восторженно гудел вместо простолюдинов-слуг. Но приятнее всего было стонать и кричать после нанесённого удара.

– О!!!

– Я убью вас, сэр!

– Чёрт побери!..»

Возникает вопрос: как относиться к такого рода играм и развлечениям? Можно ли считать опасными имитационные формы агрессии? На этот вопрос хорошо отвечает герой повести Алексея Иванова «Охота на „Большую Медведицу“»: «Мы тоже играли в войну и выросли нормальными людьми, своих теперь воспитываем! В игре, понимаешь ли, основы души закладываются, надо чутко подходить. Тем более что времена меняются, а игры – нет…»

Важна и общая эмоциональная атмосфера игры, сопутствующие ощущения и переживания.

«Часто мы делали друг с другом так. Одной рукой за горло, другая заносит над грудью невидимый кинжал.

– Проси прощады!

– Прошу прощады!

– Нет!

И кинжал вонзался в грудь.

Вообще, вспоминая детство, удивляюсь: как мало все эти игральные свирепства грязнили душу, как совершенно не претворялись в жизнь».

(Викентий Вересаев «В юные годы»)

В этом воспоминании ценнее даже не само свидетельство безобидности «игральных свирепств», а детское словотворчество: «прощада» исполнена интуитивного философского смысла. Тут одновременно угроза и прощение, забава и мольба.

Большинство учёных также рассматривают игровую агрессию любого типа как естественный и потому неизбежный этап взросления, социализации (приспособления к жизни в обществе), усвоения поведенческих норм. К тому же игровую агрессию из-за её переносного (ритуального, символического) характера, можно рассматривать и как вариант раскрепощения, снятия эмоционального зажима.