Пособник

Я достаю еще одну сигарету, закуриваю и глубоко затягиваюсь. Опять, поперхнувшись, кашляю, в горле саднит, ощущение такое, что виски и банка пива «Экспортного», которую я заглотал перед этим, вот-вот выплеснутся наружу. На глаза наворачиваются слезы. Идиотский наркотик, совершенно бесполезный, настоящее говно. Затянешься первый раз — и никакого тебе кайфа, вызывает устойчивое привыкание и ведет к летальному исходу, обещая при этом богатое разнообразие, а если не помрешь от рака легких или инфаркта, то в старости тебя ждет омертвение тканей на ногах. Куски мяса начинают отгнивать прямо на тебе и умирать по частям, исторгая гной и вонь, а ты еще жив, но приходится оттяпывать тебе ноги, и ты приходишь в себя после операции, хрипишь, от боли у тебя все горит, и ты страдаешь без сигареты. А табачные компании тем временем спонсируют спорт, сражаются с запретами на рекламу и с нетерпением потирают руки, предвидя расширение рынка на Восток и Дальний Восток, растет число курящих женщин, которые горят желанием доказать всем, что и они могут быть безмозглыми жопами, а по телику показывают судебные процессы, на которых юристы с дерьмом вместо мозгов говорят: «Но ведь пока еще никто не показал, как табак вызывает рак», а ты сидишь и кипишь, а потом узнаешь, что Тэтчер берет у «Филипа Морриса» полмиллиона за консультирование в течение трех следующих лет, и даешь себе клятву никогда больше не покупать их продукцию, но в конце дня все же закуриваешь еще одну сигарету и втягиваешь в себя дым, как прежде, и обеспечиваешь прибыли этим сучьим выродкам.

Порядок. Я уже достаточно завелся; комкаю пачку. Она мнется не ахти как — внутри осталось еще столько сигарет, но я не сдаюсь и двумя руками сминаю ее до половины первоначального объема, несу в туалет, разрываю и вытряхиваю сломанные, измятые сигареты в унитаз, нажимаю ручку и смотрю, как большая их часть плавает и кружится в бурлящем водовороте; я злюсь на них, потому что они не желают смываться из моей жизни, как мне того хочется, и я становлюсь на колени, запускаю руки в воду и одну за другой топлю их обломки, упаковку и табачную стружку, засовываю их в сифон — пусть себе всплывают с другой стороны, где мне их не видно, потом мою руки и вытираю их, к этому времени бачок снова наполняется водой, и я спускаю воду еще раз — теперь она чистая, и я могу спокойно вздохнуть.

Я открываю фонарь в туалете и в комнатушке, чтобы устроить сквозняк, и стою, трясясь от холода, потом, чертовски довольный собой, надеваю халат. Сажусь за компьютер и обнаруживаю, что мой рейтинг в «Деспоте» немного упал, пока я возился со всем этим, но мне плевать; я чувствую себя праведником.

Я вдыхаю холодный ночной воздух и смеюсь, принимаюсь с сумасшедшей скоростью двигать мышкой по столешнице, и маленькая волшебная ручка на экране мечется туда-сюда, хватая и разбрасывая по моей империи иконки, — я строю дороги, углубляю порты, выжигаю леса, прохожу шахты и с помощью довольно иронической Иконы икон воздвигаю все новые и новые храмы самому себе.

Орды варваров из неизведанных южных степей пытаются вторгнуться в мои владения, и я теряю целый час, отбиваясь от этих ублюдков, мне приходится восстанавливать Великую стену — и лишь после этого можно вернуться к картинке королевского дворца и продолжить долгосрочную стратегию по ослаблению региональных князьков и Церкви; я делаю это, ублажая их плотское естество роскошью и великолепием, отчего бароны и епископы деградируют в безнадежных сластолюбцев; теперь этот урожай созрел и его можно собирать, а тем временем моя буржуазия процветает, и я способствую неспешному технологическому прогрессу.

Я опрокидываю в себя еще порцию виски и проглатываю тарелку хлопьев с молоком. Моя рука тянется к тому месту, где обычно лежит пачка сигарет, но пока еще я справляюсь с позывами и не сдаюсь. Очень хочется лизнуть спида, но я знаю, что если сделаю это, мне захочется закурить, так что оставляю эту мысль.

Мне в голову приходит блестящая идея, и я посылаю своих секретных агентов на базар и приказываю найти наркодилеров. Есть! Дилеров доставляют во дворец, и вскоре большинство из тех, с кем я возился, сидят у меня на крючке. Это, решаю я, куда как более действенный способ контролировать ход событий, чем просто убирать неугодных, что у секретных агентов обычно получается лучше всего. В четыре часа утра я закругляюсь и отправляюсь на боковую все еще в несколько перевозбужденном состоянии. Но уснуть не могу — из головы не выходит И.; через полчаса я сдаюсь и, отдрочившись, с облегчением засыпаю.

В здании тепло и пахнет псиной. Ты втаскиваешь его через дверь и запираешь замок. Гончие уже поскуливают и лают. Ты включаешь свет.