Пособник

Клер высокая, с каштановыми волосами; она, как и Энди, на удивление угловатая, но если братец (по крайней мере в данный момент) крупный, складный, загорелый, то Клер хрупкая и бледная — чуть не прозрачная. Думаю, она злоупотребляет кокаином и слишком много шляется по клубам, а может, я просто завидую — в моем положении репортера-практиканта в «Кале» и при жалованье кот наплакал о таких дорогих привычках не может быть и речи. Что касается аристократических замашек, то в этом Клер может Энди за пояс заткнуть — у того всегда полное равноправие и душа нараспашку, что убедительно получается только у рожденных в богатстве.

Клер работает на агента, торгующего недвижимостью, — такого элитарного, что они занимаются главным образом земельными владениями (а не скромными домиками), включая и самые крупные; если же владение не может похвастать парой речек, где водится лосось, несколькими квадратными милями леса, горным хребтом, озерами, то их оно просто не интересует.

— Камерона, — продолжает Клер, — устраивает роль стороннего наблюдателя, который кипит тут своим фарисейским социалистическим гневом и воображает, как все мы после революции встанем перед плугом, будем есть сырую брюкву и заниматься бесконечным самобичеванием при свечах на коллективных фермах, правда, Камерон?

— Становятся за плугом, а не перед ним, — отвечаю я.

— Знаю, дорогой, рядом с нашей старой доброй усадьбой есть ферма, и отец частенько говорит о себе как о фермере, но я хотела сказать, что мы, капиталистические паразиты, займем место быков, а не тех мозолистых пахарей, не той соли земли, что их погоняет.

— Боюсь, я тебя разочарую, — говорю я ей, — но ты говоришь о гораздо более мягком варианте революции, чем тот, что имел в виду я. Когда настанет день, мы вас пустим на костную муку. Извини.

Я пожимаю плечами и смотрю, как Энди начинает разливать последнюю — так всем кажется — двухлитровую бутылку.

Клер смотрит на Ивонну.

— В этих делах Камерон непримирим, — говорит она ей. — Ну что ж, давай наслаждаться жизнью, пока комиссары еще не торжествуют победу. Пойду попудрю себе нос; не составишь компанию?

— Нет, спасибо, — качает головой Ивонна.

— Тогда оставляю тебя с молодым пылким троцкистом, — говорит Клер, хлопая по плечу Ивонну и подмигивая мне; она протискивается сквозь веселящуюся толпу.

Пирамида все еще не наполнилась.

— Еще бутылку! Еще бутылку! — орут все вокруг.

Я поворачиваюсь к Ивонне:

— Ну и какие нынче риски для спекулятивного капитала?

— Рискованные, — отвечает Ивонна, откидывая назад свои длинные волосы. — А что поделывает пресса?

— Бездельничает.

— Вот как? Ха-ха.

Я пожимаю плечами:

— Нет, мне там нравится. Деньги не ахти какие, но если я вижу свое имя на первой полосе, я на седьмом небе, пока не столкнусь с чем-нибудь вроде этого.

И я киваю на Энди, который берет очередную откупоренную бутылку шампанского и снова склоняется над уставленным стаканами столом; пирамида почти полна.

Ивонна кидает в сторону пирамиды взгляд, исполненный, вполне возможно, презрения.

— Господи, да не бери ты в голову всякое дерьмо, — говорит она.

Ее тон — неожиданность для меня.

— Мне казалось, тебе все это нравится, — говорю я ей.

Она медленно обводит взором собравшихся.

— Хмм, — произносит она, вкладывая в это междометие рекордное количество холодной двусмысленности. Она пристально смотрит на меня. — Тебе никогда не хочется заполучить нейтронную бомбу?

— Постоянно, — говорю я, задумавшись на секунду.

Она кивает, прищурившись на миг, затем пожимает плечами и поворачивается ко мне, на лице ухмылка.

— А ты, значит, «пылкий троцкист»? — спрашивает она, отыскивая взглядом Клер, которая, пытаясь сохранить величественный вид, все еще протискивается сквозь гущу людей к женскому туалету.

— Как-то меня угораздило попытаться затащить Клер в постель, — признаюсь я.

— Камерон! Правда?! — У Ивонны довольный вид. — И что из этого получилось?

— Она просто посмеялась.

Ивонна неодобрительно фыркает. Оглядывается.

— Нужно тебе было попросить у меня рекомендательное письмо, — тихо говорит она.

Я улыбаюсь и прихлебываю шампанское, вспоминая, как пять лет назад Энди приехал в Стерлинг на вечеринку, которую устраивали Уильям и Ивонна. Пять лет, а кажется, что прошла уже целая вечность.

— Ты говорила об этом Уильяму? — спрашиваю я.

Ивонна качает головой.

— Нет. — Она пожимает плечами. — Может, расскажу, когда состаримся.

Я думаю, не сказать ли ей, что тогда там был и Энди — в спальном мешке, и слышал все от начала до конца, но пока я раздумываю над этим, что-то происходит: должно быть, в одном из стаканов была трещина, а может, общий вес превысил допустимый, — раздается треск, и одна сторона пирамиды начинает заваливаться, лавина из битого стекла и пенящегося шампанского обрушивается со стола на подстилку и на пол.

— Ух ты! — вырывается у Энди; он разводит руками.

Собравшиеся в восторге.

Все еще думаю.