Посох Велеса

Кричала так громко, так неистово, что задрожали стекла, а цветной абажур съехал на бок, и теперь подслеповатая настольная лампа нелепо и обиженно посматривала на девочку. Внезапно старенький механический будильник икнул и залился испуганным звоном.

Кто-то из соседей снизу торопливо постучал по батарее.

Ничего не понимая, ошалело оглядываясь по сторонам, она упала на колени посреди ставшей в одно мгновение чужой и враждебной комнаты, рядом со звеневшим во все колокольчики будильником, и пыталась понять, что ей делать дальше: рядом нет самого дорогого, самого любимого человека.

Единственного человека, которому она, Катя, была дорога.

Который любил ее и заботился.

О котором могла заботиться она.

Одна.

Жесткий комок подкатил к горлу, перехватив дыхание. Катя хватала холодными руками воздух, где только что стояла мама, постель, еще хранившую ее тепло, хрипло, беззвучно плакала.

Все это время единственный свидетель произошедшего безумия — кошка из оконного отражения — невозмутимо разглядывала обстановку комнаты, с любопытством тыкая палас мягкой лапой.

— Мама исчезла, ты видела? Просто растаяла и все, — хрипло прошептала ей Катя. — Как такое может быть? Куда она делась?

Кошка повела пушистыми плечами, моргнула:

— Нашла у кого спрашивать… Я вообще тут ни при чем. Слышала же, что тебе мать сказала: «Могиню не ругай», — она нервно дернула острыми ушами. — Ты про шкатулку-то не забудь: карта там, помнишь ли?

Катя послушно кивнула:

— Я ничего не понимаю. Это, что, все на самом деле? Это все со мной? Да? — кошка мурлыкнула то ли в знак подтверждения, то ли недоумения. Не поймешь этих кошек. — Что мне делать-то?

— Ты карту идешь искать, или нет? Уже времени-то вообще, считай, не осталось, — кошка, кажется, теряла терпение.

Катя послушно поплелась в гардеробную. У самой двери оглянулась:

— Не уходи.

Желтые глаза с сомнением моргнули.

— Не уходи, — попросила Катя, притворяя за собой дверь. Кошка едва заметно вздохнула и растаяла в воздухе.

Глава 2 СТАРАЯ ШКАТУЛКА

Катя зашла в маленькую, без окон, комнатку, служившую гардеробной.

Когда-то их смешно называли «темнушками», или «тещиными комнатами». Теперь мода изменилась, и те же неуютные квадратные метры превратились в оазис для модниц всех возрастов и сортов: аккуратные полки, шкафчики и комоды, в блестящем обрамлении зеркал и уютных светильников.

Ровными рядами висели мамины блузки, платья, костюмы.

Девочка нежно провела по ним рукой. Под пальцами струился тонкий шелк и мягкий кашемир. Колючий шерстяной свитер, мамин любимый, неопределенного теперь цвета, лежал на своем привычном месте — на третьей полке сверху, — и, казалось, еще хранил ее тепло и терпкий аромат духов.

Тоска ершистым комком росла в груди. Катя тяжело задышала:

— Не сейчас, не сейчас, — просила она саму себя. Она запрокинула к потолку голову, не давая слезам скатываться по щекам. — Не сейчас.

Кате пришлось забраться на антресоль — шкатулка много лет назад была убрана из вида.

Когда-то давно, лет пять назад, она почти нарушила запрет и достала ее. Она взяла ее в руки, волнуясь и едва дыша. Шкатулка показалась ей обыкновенной невзрачной вещицей, не заслуживающей такого количества внимания и запретов. Ей тогда даже не понятно было, за что ее в итоге наказали и на месяц оставили без шоколадок.

Сейчас — другое дело. То ли исчезновение матери, то ли мистическая кошка, заставляли фантазию буйно рисовать одну картину за другой — от выскакивающего из темного нутра джинна до сказочной жар-птицы, которая отнесет ее туда, где находится мама.

Катя аккуратно постучала по темной, испещренной мелким не то узором, не то текстом, крышке, легонько взболтала. Внутри увесисто перекатывалось что-то тяжелое. И, кажется, кряхтело…

— Ну, это уже у меня глюки, конечно, — сама себе резонно ответила Катя. — После скачущих из окна кошек еще не такое послышится.

Девочка вышла из гардеробной и направилась в кухню: там света больше, может, надписи на крышке удастся прочитать.

Входя в кухню, под размеренное приветствие настенных часов, она невольно бросила короткий взгляд в окно, но увидела в нем только свое отражение — встревоженного, раздираемого любопытством и сомнениями подростка в потертых домашних джинсах и вытянутом свитере.

— Естественно, — обиженно прошептала она исчезнувшей кошке, — наделала тут дел и сбежала. Впрочем, сегодня все меня оставляют одну…

Катя вздохнула и села за стол, для начала внимательно разглядев шкатулку снаружи.

Небольшая, чуть больше ее девчачьей ладони, не высокая, не глубокая, примерно десять на шестнадцать сантиметров в основании. Замочек медный, симпатичный, вылит в форме медвежьей лапы. Некоторые узоры на крышке были глубокими и более крупными, другие — совсем маленькими, еле заметными, скорее даже царапины, а не узоры.

Волнение под сердцем, дрожь на кончиках пальцев, Кате подсказывали, что рисунок на шкатулке — не простой, и эти трещинки— царапинки — самые важные на всем свете, что именно они скрывают основное значение этой странной вещицы и способ, как ей маму вернуть.

Катя пригляделась.