– Раньше бы надо условиться, как толковать этот термин – домашняя. Шимпанзенок Нелли. Джексон, впрочем, звал ее Олли. Эту Нелли, или Олли, он получил в дар от галактического штурмана Михаила Борна, когда тот умирал.
– Михаил Борн? – переспросил Рой. – Не тот ли, что один вернулся на Землю после аварии звездолета «Цефей» неподалеку от Ригеля?
– Он самый. Но он вернулся не один.
– Сколько знаю историю звездоплавания, весь экипаж «Цефея» погиб. Посланный на помощь галактический курьер «Орион» обнаружил на «Цефее» двадцать три трупа и одного полумертвеца – Михаила Борна. Его выходили лишь на Земле. Так?
– Так, Рой, но не совсем. Борн остался парализованным и немым. Понимал его лишь Джексон – они были друзьями с детства. Никаких сведений о трагической гибели экипажа у Борна выведать не удалось. Суть не в этом.
– В чем же?
– Я уже сказал, Михаил вернулся не один. С ним был шимпанзенок Нелли, тоже член экипажа. Нелли, как и Михаил, не погибла. Самое интересное было знаешь в чем? Джексон разобрал одну фразу, часто повторявшуюся Борном, не знаю уж, как он ее произносил: губами ли, руками или движением глаз. Фраза такая: «Олли нас всех спасла».
Джексон объяснил, что Михаил назвал обезьянку Олли, а не Нелли, как она значилась в судовых списках.
– Всех спасла, в то время как все погибли? Обезьянка удивительная!..
– Многое в ней еще удивительней! Олли прожила на Земле несколько лет и ничего не ела и не пила.
– Это установлено?
– Я вчера был в Музее Джексона Петрова и побеседовал с роботом-хранителем, слугой Джексона. Вы знаете этих старинных забавных человекообразных, фиксирующих на пленке каждое слово хозяина. Так вот, я прослушал все распоряжения Джексона относительно Олли. Он никогда не требовал для нее еды и питья, никогда не брал ее в столовую. Добавлю, что он редко показывал ее гостям, редко выводил гулять.
– Но ее видели другие? – спросил Арман.
– Да, конечно. Она иногда выбиралась из комнатушки и сидела на диване, очень смирная и тихая. Гости ее не любили. Им казалось, что она прислушивается к разговору… О чем ты думаешь, Рой?
Рой не сразу вышел из задумчивости.
– Интересно! Но по-прежнему не вижу, какой можно сделать конкретный вывод из твоего розыска.
– И я не вижу, – признался Генрих. – Но мне все больше кажется, что делом этим следует заняться поглубже. Если вы оба не переменили отношения к развлекательным зрелищам…
– Ты внимательно осмотрел квартиру Джексона, Генрих?
– Я ее не осматривал, музей был уже закрыт. Я поговорил с роботом и обещал зайти сегодня. Хочу вам предложить пойти со мной.
Арман покачал головой:
– Через час меня ждет Андрей. Контрольная проверка аппаратуры перед экспериментом. Идите вдвоем.
5
Робот был старый, замшелый, только антикоррозийный лак спасал его от проржавления; он разговаривал тем скрипучим голосом, что появляется у всех дряхлых роботов перед отправкой на перемонтировку. И если Чарли – так звали робота – еще существовал, то лишь потому, что принадлежал Джексону: он был уже не слугой, а музейным экспонатом. И стоял он на своем обычном месте в прихожей квартиры Джексона и, хоть по-прежнему мог ходить по всем шести комнатам, уже семьдесят лет не двигался с этого поста. Табличка на стене извещала, что первые тридцать лет после смерти хозяина Чарли непрерывно, днем и ночью, медленно, безнадежно слонялся по квартире, всматривался тоскующим красным глазом в вещи, вслушивался в шорохи и прокручивал старые свои пленки с голосом хозяина – людям, входившим в музей, казалось, что сам Джексон бродит по квартире, отдает приказания Чарли, разговаривает с друзьями.
– Старина! – сказал Генрих дряхлому роботу. – Ты знаешь о Джексоне Петрове больше всех на Земле. Нам нужно познакомиться подробней с его жизнью.
На лбу Чарли тускло засветился красный глазок. Потеряв подвижность, робот не утратил разума. Он прохрипел – голос доносился словно бы издалека:
– Если это не повредит хозяину…
– Твой хозяин давно умер, – мягко сказал Генрих.
– Он жив. Он во мне. Он со мной. Он со всеми нами.
– Да, в памяти твоей и человеческой.
– Слушайте! – торжественно сказал робот. – Живой голос моего живого хозяина.
Из недр Чарли доносилось лишь потрескивание, неясный шум, всегда сопровождающий работу разлаженного электронного механизма. Потом из сумятицы помех вынесся молодой, звучный голос: «Чарли! Чарли! Где ты? Я ухожу поесть, а ты последи, чтоб не падало напряжение! Шесть тысяч триста семнадцать вольт – такое сегодня задание! И никого не пускай к Олли!»
– Вы слышали живого Джексона Петрова! – торжественно возвестил робот.
– Не смейте говорить, что он умер.
– Генрих, я поражен! – пробормотал Рой. – Такой голос!..
– Друг, повтори этот разговор, – попросил Генрих. – И, пожалуйста, вспомни другие приказания. Мой брат никогда не слыхал голоса твоего хозяина.