Посол III класса

Мы вошли в ворота, поскрипывавшие так же зловеще, как во времена Обрескова, и оказались в просторном, неправильной формы дворе, поросшем пыльной травой. Посредине — какое-то утлое сооружение, похожее на печку с круглой трубой. Перед входом — старинный платан, в тени которого стоял большой глиняный сосуд, наполненный водой. Протоптанная вдоль стены дорожка вела к главным воротам замка, которые, как мы узнали позднее, называются Золотыми. Мы остановились возле двери, ведущей в массивную центральную башню, сделанную по канонам византийской архитектуры — восьмерик на четверике. В стены ее вмурованы керамические таблички с надписями византийской эпохи.

Сначала по некрутым кирпичным ступенькам мы спустились вниз. За дверью, справа от входа, виднелась старинная лестница, спиралью поднимающаяся вверх. Внутри башня круглая, в диаметре достигает метров шести. В стенах сохранились бойницы, широкие изнутри и сужающиеся снаружи. В куполе зияли провалы, в настоящее время застекленные. Верхние бойницы облюбовали голуби — на земляном полу грязный пух и перья. В современном виде башня с надписями производит малоприятное, но не леденящее душу впечатление.

Огромный внутренний двор Едикуле, поросший бурьяном и лопухами, щедрое сентябрьское солнце, запах моря, доносящийся со стороны Золотых ворот, — все это посеяло в наших душах некоторое сомнение относительно достоверности свидетельств Павла Артемьевича и Леонтия, описывавших данные места как первый круг Дантова ада. Наши подозрения лишь усилились, когда мы поднялись на стену замка. Перед нами, насколько хватал глаз, открылось море красных черепичных крыш, утопающих в густых зарослях зелени.

Однако вскоре выяснилось, что мы поторопились обвинить Левашова и Леонтия в необъективности. Подойдя к Золотым воротам, мы поняли, что именно они, очевидно, в XVIII в. служили главным входом в Едикуле. Этим путем вступали в замок Обресков, Левашов и Леонтий. За воротами, между внешней и внутренней стеной, слева от входа, находится небольшое кладбище, поросшее кустарником, а рядом — вход в башню Золотых ворот. В ответ на просьбы разрешить пройти внутрь нам с грехом пополам на ломаном английском объяснили, что из-за неполадок с электричеством экскурсии в башню не допускаются. Однако опыт путешествий на Востоке и турецкая лира быстро помогли открыть тяжелую дверь Золотой башни.

На нас пахнуло сыростью могильного склепа. Признаться, двигаться в кромешной темноте по запутанным переходам с каждым шагом становилось все менее приятно, хотя наш проводник, бормоча что-то по-турецки, светил под ноги карманным фонариком. Внезапно луч фонаря выхватил из темноты надпись: «Место исполнения приговоров».

Мы оказались в довольно просторном помещении, стены которого покрыты строительными лесами. Проводник указал на дыру в полу, она была забрана железной решеткой. По его словам, туда падали отрубленные головы казненных преступников. Все сразу встало на свои места. Не обманул отец Леонтий, точно описал подземелье, в котором первое время находились Обресков с товарищами, а затем провели две ночи обитатели посольского подворья.

Мы долго добивались у нашего провожатого, молодого турка, не говорившего ни на одном иностранном языке, в какой башне содержали иностранных послов: в башне с надписями или в башне Золотых ворот. В конце концов он понял арабское слово «сафир» и радостно закивал, показывая на башню Золотых ворот, которую мы только что покинули. Я спросил у него по-арабски:

— Русский посол Обресков сидел здесь?

Он радостно закивал головой и быстро-быстро заговорил:

— И русский, и немецкий, и австрийский, и французский, все здесь были.

Действительно, каких только славных имен не помнят древние стены Семибашенного замка! Из наших соотечественников в XVIII в. здесь побывали Толстой, Шереметев, Шафиров, Вешняков, Обресков, Левашов, а после них, в 1787 г., в начале второй русско-турецкой войны, Я. И. Булгаков, друг Фонвизина и Вяземского, переведший за годы заточения несколько пухлых томов французского исследования по географии «Всемирный путешествователь». Все они вели себя в высшей степени мужественно и, без натяжки можно сказать, героически, до конца выполнили свой долг перед Отечеством.

Но почему в этой плеяде наших славных соотечественников имя Обрескова хочется поставить на первое место? Сколько их было, таких, как он, скромных, незаметных тружеников русской дипломатической службы?

Может быть, именно поэтому сегодня мы вспоминаем Алексея Михайловича Обрескова, посла III класса, с чувством особого уважения и глубокой признательности.

INFO