Кругом простиралась пустыня. Куда ни кинь взгляд – сплошь песок, блестящий под лучами жарко палящего солнца, от которого и спрятаться-то негде. Ник заподозрил, что уже через пять минут не просто отогреется, а начнет с ностальгией вспоминать заснеженные горы.
– Да что за измывательство! – услышал он за спиной возмущенный вопль Роэна.
– Вода есть, но мало, так что терпим до последнего, – предупредил Астор. – Побежали, что ли?
Энтузиазма в голосе министра не смог бы расслышать даже самый чуткий оптимист. Очевидно, он был сторонником неожиданных и чересчур разнообразных опасностей и ловушек, однако устроенных в нормальных климатических условиях. Никоэль начал склоняться к такому же мнению.
– Обгорим, – вздохнул Ксантар. Он расстегнул колет, стащил его с себя и накинул так, чтобы ткань прикрывала голову и шею. Рукава рубашки приспустил пониже, сжал кулаки и вывернул кисти, чтобы даже костяшки из манжет не торчали. В общем, серьезно подготовился к забегу, ведь ждать до вечера, когда спадет жара, не было времени.
Глядя на друга, точно так же поступил и министр. Да и Роэн не стал рисковать, замотал голову камзолом, оказавшимся длиннее колетов белавцев. Только Ник замер в растерянности – лишней одежды на нем попросту не было. Кольчугу он надел прямо поверх рубашки, прикрываться ею бесполезно и даже опасно. Достать носовой платок? Смешно. Попросить рукав у вампира?
– Мяу! – отвлек его раздавшийся сбоку звук.
Он глянул и в первый момент не поверил глазам, даже протер их на всякий случай. Вроде для миражей еще рановато, голову пока не напекло. На песке в шаге от него сидела мурчиана. Черная! Оставшаяся в далеком Таримане! И не просто сидела, а небрежно подталкивала к нему лапой колет, которому тоже полагалось бы спокойно висеть на спинке стула в посольстве. Ник присел и недоверчиво пощупал ткань. Настоящая!
– Спасибо, Черныш, – поблагодарил он, быстро прикрывая голову, чтобы не задерживать остальных.
Однако эти остальные задержались сами, в немом изумлении глядя на кота.
– Мираж, – пробормотал Астор.
Роэн оказался самым недоверчивым, он протянул руку, чтобы пощупать мурчиану и определиться, можно ли доверять органам зрения. Получил большой лапой по наглой конечности – к счастью, без когтей, – отшатнулся подальше и констатировал:
– Ведет себя как настоящий зверь, живой. На обман зрения не похоже.
– Но мурчианы могут перемещаться только к тому, с кем прошли обряд Обретения! – воскликнул Астор. – Так не бывает! Никоэль наверняка помнил бы, если бы много часов по собственной воле провел неподвижно, вплотную лежа к котенку, пока тот присматривается к его ауре и устанавливает связь. У него и возможности такой не было! Да и не выбирают мурчианы иностранцев, все-таки они – дар Богини.
Белавец криво усмехнулся. А его кто-то спрашивал – желает ли он лежать неподвижно? Пушистые гости просто прокрались, когда он уснул, и придавили все конечности, чтобы утром не сбежал. Присматривались ничейные котята, скорее всего, во дворце, в день приема, устроенного в его честь. А уж ночью в посольстве у Черныша было время на все остальное. Ник ведь догадывался, что неспроста начал видеть магию, неспроста мурчианы его навещали, просто боялся поверить. И что теперь? Он очень надеялся, что у тариманцев не положена смертная казнь за присвоение котенка. Признаваться или играть в несознанку? Ведь среди окружающих песков его так легко прикопать, чтобы неповадно было, и в очередной раз извиниться перед Абернаном II. Если одному Астору Ник запросто рассказал бы все, то Ксантару… Он не знал, чего можно ожидать от начальника тайной канцелярии, пока что тот показался ему не самой дружелюбной и мягкосердечной персоной.
– Я ничего не делал, – уклончиво сказал Никоэль. При желании его слова можно было трактовать и как отрицание обряда, и как честное признание в том, что ему и пальцем не разрешили двинуть и сорвать происшедшее Обретение.
Министр быстро перевел эти слова и спросил совета у друга, но получил его не сразу. Ксантар некоторое время, забыв про солнцепек, задумчиво изучал белавского посла. Пришлось Нику делать вид, что рассматривает горизонт и ищет ориентир, чтобы не вступать в противоборство взглядов и ничем не провоцировать опасного тариманца. Наконец начальник тайной канцелярии произнес:
– Я не ощущаю его как представителя своей династии. А должен! Я ведь не ошибусь, если скажу, что у него карие глаза?
– Карие, – подтвердил Астор. Уж этот факт он успел заметить и запомнить. Еще подумал как-то, что светлокожему и светловолосому парню вряд ли пошли бы темно-коричневые полоски под бровями, нужно что-то гораздо светлее. Обычно то ли по велению природы, то ли по желанию Богини представители династий кори и чери были темными и смуглыми, а син, фин и зел – более светлыми. Исключения, конечно, встречались, но тогда блондины и русоволосые тариманцы рождались с черными бровями.
– Дома будете разглядывать белавца! – возмущенно вмешался в разговор Роэн. – А то цвет глаз у меня, конечно, не поменяется, зато цвет кожи точно станет красным! Мы же вроде опаздывали?