Посол Урус-Шайтана. Фирман султана

Вокруг темнота. Душно. Слышен глухой шорох волн за бортом да храп и стон невольников. Звенигора вздыхает, вытирает рукавом лицо и всматривается в низкий дощатый потолок. Долго лежит с открытыми глазами, старается заснуть, но не может. В голове роятся мысли и воспоминания. Оживают в памяти мать, сестрёнка Стеша, старый дед, которые, вероятно, уже и надежду потеряли увидеть его живым, вспоминает Златку… Но чьи бы лица ни представлял себе, какие бы картины прошлого ни всплыли перед ним, он не мог долго любоваться ими, ибо сразу же одолевала неотступная жгучая мысль: как освободиться? Неужели ему суждено провести все годы жизни за веслом? Неужели не представится счастливого случая для побега?

Осторожно, чтобы не разбудить товарищей, Звенигора поднимается, садится на скамье и начинает перебирать в мыслях всевозможные варианты освобождения.

Нападут на судно запорожцы — захватят его. Вот и свободен… Но нападут ли? Не придётся ли ждать этого десять, а то и двадцать лет и, наконец, не дождавшись, погибнуть в отчаянии?

Может, воспользоваться золотом атамана Серко?.. Но как? Если паша Семестаф узнает — просто отберёт! Пропадёт пояс с монетами ни за что ни про что! К тому же останутся в неволе Роман и Спыхальский. А этого он и в мыслях не допустит. Уж если освобождаться, то только вместе!

Перебить охрану и захватить корабль?.. Легко подумать, а сделать — никакой возможности. Прежде всего из-за проклятых кандалов и цепи, на которую их нанизали, как рыбу на кукан.

Становилось ясно, что единственный путь к освобождению — перерезать или перетереть цепь. Тяжёлая, кованая, она пропущена под ногами гребцов сквозь кандалы, чёрной змеёй извивается под скамьями и не позволяет ни одному невольнику отойти от своего места дальше чем на шаг.

Звенигора нащупал в темноте несколько звеньев, поднял, положил на колени. Цепь как цепь. Таких на Сечи было полно, — их выковывали в кузнях для разных хозяйских нужд. Но здесь это не просто цепь, а враг, которого необходимо одолеть.

Но как?

Порвать? Не порвёшь! Перерубить или перепилить? Нечем.

Что же делать?

Звенигора мысленно перебрал десятки разных способов. Однако ни до чего путного не додумался. В бессильной злости намотал цепь на обе руки и рванул изо всех сил… Железо загремело, зазвенело, словно засмеялось над его бессмысленным усилием. Он бросил цепь под ноги, беспомощно улыбнулся в темноте своей наивности и, обхватив руками голову, повалился на скамью.

Но мысли точат мозг, как шашель дерево.

Вот если бы достать кусок камня-песчаника, им можно было бы постепенно перетереть одно из звеньев. Как бы не так! Где его возьмёшь? На берег невольников не пускают! Из турок никто такой услуги не окажет… Так чего же тешить себя призрачной надеждой!..

Вдруг вспомнилось, как дома, ещё в Каменце сорвалась однажды с цепи собака и набросилась на нищих, что зашли было во двор. Арсен тогда был ещё мальчиком, но и до сих пор помнит, как большой лохматый Цыган рванулся вперёд, к незнакомцам, как звякнула натянутая, словно струна, цепь, как закричали перепуганные нищие, отбиваясь от пса посохами. Отец выбежал из мастерской и оттащил собаку назад, к будке. Нищих как ветром сдуло со двора. А отец, удивлённый тем, что случилось, поднял с земли цепь.

«Какой сильный наш Цыган», — сказал тогда Арсен.

«Не в силе дело, — ответил отец. — Глянь-ка сюда. Видишь?» — и показал обрывок цепи.

Звенья её в местах соединения так перетёрлись со временем, что были не толще капустного листка.

«Ишь ты! — удивлялся тогда мальчик. — Такое крепкое железо, а перетёрлось…»

«Время и железо переедает, сынок», — ответил отец и отбил молотком скобу, чтобы отдать цепь кузнецу для перековки.

Тогда Арсен так и не понял, как это время может переедать железо. А теперь, вспомнив то происшествие, чуть не вскрикнул от радости и даже подскочил на скамье. Затормошил Спыхальского и Романа, разбудил и зашептал:

— Вставайте! Да вставайте же! Хватит спать, сто чертей вам в бок!

— Что случилось, Арсен? Есть дают? — спросонья загудел Спыхальский. — Но ещё ж рано, пся крев!

Звенигора зажал ему рот рукой.

— Тс-с-с, пан Мартын… Думка тут одна пришла… Не хотело бы товариство узнать о ней?

— А чтоб тебе стонадцать болячек!.. И для того будить человека среди ночи? — рассердился Спыхальский, громко зевая.

— Помолчи-ка, пан Мартын! — сердито прошептал из угла Роман. — Дай дело послушать! Говори, Арсен.

Звенигора наклонился к ним и зашептал:

— Други, бежать нам удастся, наверно, не скоро. Но надо готовиться к этому. Что я надумал? Так вот, надо тайно перетереть цепь, чтобы в подходящее время разорвать её и бежать с галеры или вступить в бой с турками. Это единственная наша надежда, единственная дорога на волю!

И Роман и Спыхальский схватили Арсена за руки.

— Как, у тебя есть чем пилить цепь?

— Нет, други, у меня ничего нет… Но наше терпение перетрёт и железо! Будем тереть одно звено — железо об железо! Вы когда-нибудь видели старую цепь? Не примечали разве, как некоторые звенья стираются так, что таким дюжим казачинам, как мы с вами, ничего не стоит её разорвать?