В кровать он шел как тень, неуверенный даже в том, что ему принадлежит собственное тело. Появилось странное ощущение потери чувства времени: вся существующая в мире реальность сжалась в одну точку и крепким корабельным гвоздем намертво застряла в его голове. Уни казалось, что он вполне может не идти по коридору, а срезать путь сквозь стену, просочившись бесплотным призраком через малейшие поры угрюмого местного камня. Завтра, а точнее, уже сегодня, совсем скоро, должен был наступить рассвет, а это значит – снова в путь, по проторенной дорожке безысходности и боли. Молодой герандиец не представлял, какая сила сможет оторвать от кровати его истерзанный полутруп. Он мечтал только об одном – провалиться в пропасть глубочайшего сна и лететь, лететь вниз, пока не разобьется о камни абсурдности и бессмысленности своего существования. «Зачем все эти муки, если я и так все равно умру?»
Не успев найти ответ, Уни мгновенно заснул и проспал, по собственным ощущениям, невероятно долго. Вскочив как ошпаренный с рассветом, он с удивлением обнаружил, что Небесный повелитель еще только начинает объезд своих обширных земных владений.
«Как это я так… долго?» – спросил он себя, а ноги уже сами понесли его в дорогу.
Завтракать Уни в этот раз не стал: вид еды вызывал отвращение. «Упаду от слабости где-нибудь и подохну, вот все и кончится», – подумал он. Но не тут-то было. Тело, словно избавившись от залежей скверны, стало необычайно легким, почти невесомым. К исходу десятого дня мотания по горам переводчик казался себе воздушным змеем, свободно реющим в облаках и не скованным никакими земными препятствиями. Само понятие дорог и строгих направлений утратило смысл: Уни с одинаковой скоростью теперь скользил по камням, взбирался на кручи, перелетал через поваленные деревья. Схема расположения алтарей, которую он выстроил в голове, рассыпалась в прах. Пространство, в котором он привык находиться и которое навязывало ему свои правила, теперь растворилось, как ночь на заре. То, что казалось далеким, стало вдруг на расстоянии вытянутой руки, а непролазные горы – обычной прямой дорогой.
С изменением окружающего мира Уни почувствовал, что изменился и сам. Внутри него словно что-то сломалось, как в человеке, который от голода после долгих мучений и борьбы с собой начинает есть отбросы и понимает, что ничего страшного в этом, оказывается, нет, зато жизнь его – продолжается. Отбросами Уни, конечно, не питался, однако потребность в еде незаметно свел к минимуму. Обычно это была каша, горсть орехов и кусок хлеба. От каши он тоже вскоре отказался, а хлеба обычно откусывал лишь самую малость.
Сложнее было с водой. Достать ее в этих горах было неоткуда, а воду в обители Уни пить не мог: она почему-то вызывала у него рвоту. Исхитрившись, он стал просыпаться еще раньше, теряя драгоценные мгновения и так недолгого сна, чтобы слизать с листьев пресные капельки утренней росы. А еще через несколько дней, скинув и навсегда отбросив свои вонючие лохмотья, Уни подставил изрядно похудевшее тело прохладному воздуху предрассветной поры, словно впитывая всей кожей растворенную в нем влагу. Показавшееся из-за горизонта солнце, охватив его всего теплыми лучами, нежно обняло и согрело своего забредшего в эти дальние края сына. Наверное, именно так чувствовали себя первые геранды, создавшие культ Небесного владыки, – детьми и вечными данниками его за возможность жить и радоваться его лучезарным потокам, которые и есть сама жизнь.
Но сейчас Уни ощущал себя даже не своим далеким предком, а диким зверем, мир которого во всей полноте ощущений стал гораздо богаче мира более умного, знающего, но менее приспособленного к существованию без сложных мыслей и прикрас, просто «сейчас под ногами». У него исчезли все те вычурные рассуждения, которые годами составляли основу его восприятия реальности. Лишних мыслей просто не было, да и вообще само слово «думать» для молодого дипломата стало редкостью, спрятанной до поры до времени в самые далекие уголки его сознания. Он жил чувствами, ощущениями, не размышлял, а поглощал сразу, не думая, мельчайшие детали бытия, скрытые за попытками анализировать, раскладывать по полочкам каждое явление или предмет. Теперь Уни воспринимал все целиком и сразу, а решения принимал мгновенно, словно по наитию: бежать – так без промедления, выбрать направление – уже выбрал. И так – во всем. Словно кто-то невидимый руководил всеми его действиями и поступками, а сам Уни лишь в точности выполнял его беззвучные, но удивительно точные команды. Если раньше он много мечтал, но мало делал, то теперь для мыслей просто не осталось времени: каждый миг нужно бежать, прыгать, оставлять и забирать фишки.