Посольский город

Иногда Хозяева доставляли нам энергию, топливо, чудом сохранившие здоровье биомашины. Мы давали им еду и лекарства, которые они больше не в состоянии были производить. И обещали им голос ЭзРа, единственное, чего они желали. Если у них и возникали какие-либо сомнения касательно обмана и механизма его работы, то они ничем их не выдавали. А просто безнадёжно ждали. Они часто разбегались в разные стороны, но только когда на них нападали утратившие самоконтроль родичи.

Самые отчаянные оратеи, те, которые уже не отдавали себе отчёта в последствиях своих действий, разбегались, заскакивали на баррикаду и карабкались по ней, цепляясь крыльями и выкрикивая что-то на Языке. Этих мы отпугивали. Убивали только когда не было выбора. Я видела, как в ариекаев стреляли, разносили их на куски взрывчаткой, жгли едкой слюной биомашин, резали ножами. Когда кто-нибудь убивал своего первого ариекая, уважение к ним, впитанное ими с молоком матери, пропадало: пулемётчики плакали. Но только в первый раз.

Опустевшие улицы заняли животные. Изменённые барсуки, лисицы, обезьяны с любопытством бродили по изрытым колёсами дорогам. Трункаторы карабкались по водосточным трубам и суетились у неплотно закрытых окон. Время от времени кто-нибудь из охраны подстреливал одного, и тогда остальные бросались врассыпную, но скоро подстрелить терранского зверя стало считаться дурной приметой. Вместо этого начали на спор стрелять странную, порхающую и ковыляющую ариеканскую живность, которая тоже стала появляться в городе. Однако никто точно не знал, откуда взялись трунки, ариеканские они или терранские, и потому их на всякий случай оставили в покое.

Мы старались не думать о том, как жалки наши запасы еды, энергии и других вещей, необходимых для жизни. Вместе с баррикадами из обломков нашей прошлой жизни складывалась и легенда о сопротивлении, о последней битве с наступающей ордой. И это помогало. Вечерами люди возвращались в те немногие кварталы, которые остались у нас. Удивительно, в чём мы тогда находили утешение. Люди искусства зарылись в архивы, провели настоящие раскопки в залежах цифровых носителей, погрузились в прошлое на миллионы килочасов, добрались до эры, когда человечество ещё не было диаспорой. И извлекли оттуда потрёпанные старые фильмы, которые показали нам.

— Вот эти, похоже, кавказоиды или римляне, — объяснял мне один из организаторов. — Хотя говорят они на раннем англо. — Мужчины и женщины, в угоду какому-то неуклюжему символизму совершенно бесцветные, укрепились в доме, где оборонялись от невероятно отвратительных существ. Цвет вернулся, и протагонисты оказались в полной припасов крепости, на которую безжалостно наступал ещё более отвратительный враг. Разумеется, их историю мы восприняли как свою.

Мы знали, что ариекаи нащупают слабое место в нашей обороне. Они уже захватили дома, стоявшие вплотную к нашей зоне, отыскали в них чёрные ходы и боковые двери, большие окна, отверстия. Некоторые выскакивали из парадных на наши улицы и разрывали на части всех, кто попадался им на пути. Те, кто сохранил остатки памяти, пытались пробраться к посольству. Эти приходили ночью. Они были как монстры в ночи, как герои детских страшилок.

Были и другие опасности: среди людей развелось немало бандитов. Ходили слухи, что в одной банде вместе с терранцами состояли кеди и шурази. Доказательств не было. И всё же когда у нашей главной баррикады был найден мёртвый шурази, несомненно, убитый людьми, сразу зашептались, что он был членом той самой банды, и убили его якобы поделом. Шурази умирали только насильственной смертью или от несчастного случая, и потому для них гибель сородича — не важно какого — было событием, потрясающим устои мироздания, вроде Грехопадения для нас.

Не все ариекаи, чьи трупы мы находили, погибали от рук людей или от непредсказуемой ярости своих больных собратьев. Иные были отмечены следами жестокости куда более осознанной и преднамеренной.

— Это те, которых мы видели, — объяснил мне Брен. — Без спинных крыльев. Нас беспокоят только наркоманы, а следовало бы подумать и о них.

— Где ИллСиб? — спросила я.

— Они не сумасшедшие, знаешь ли, — сказал он. — Есть и другие возможности жить в городе. Илл, Сиб… и другие. Не всё и не всегда можно делать через послов.

— Эту лавочку пора прикрывать, Брен. Господи. Они не могут так жить.

— Знаю.

В ту ночь я осталась с ним, во второй раз. Мы разговаривали ещё меньше, чем в первый раз, но это было хорошо, в ту ночь больше и не было нужно.

— Как ты думаешь, есть такие языки, на которых говорят в три голоса? — спросила я в какой-то момент.

— Вселенная большая, — сказал он. — Наверняка есть. И в четыре, и в пять.

Я сказала:

— И места, где экзоты говорят на англо так, что у людей сносит крышу.

Мы стояли у окна, голые, его рука лежала на моих плечах, моя обвивала его талию, и слушали выстрелы, крики, звон бьющегося стекла.