Посольский город

Я так и не сумела убедить себя в безвредности ностальгии, но и побороть её тоже не сумела. Тогда, глядя на улицы, которые изгибались совсем не под теми углами, какие придали бы им люди, или обрывались и переходили друг в друга столь чужеродно, почти кокетливо, будто играли с нашим представлением о телеологии, я не могла не вспоминать те дни, когда смотрела на них ещё ребёнком и систематически населяла невидимый за ними город всеми мыслимыми и немыслимыми детскими выдумками. Из тех времён бежал стремительный ручеёк всего остального. Учёба, секс, друзья, работа. Раньше я никогда не понимала, как это возможно — не жалеть ни о чём, не могла понять, почему это не трусость, но теперь внезапно обнаружила, что не жалею не только о времени, проведённом вовне, но и о возвращении. Ни даже о встрече со Скайлом. Когда я отключила своё внимание и отпустила его бродить по недоступным теперь улицам — служившим раньше янтрами воспоминаний, — я не то чтобы стала лучше думать о своём муже; нет, я вспомнила, что именно в нём я любила.

Я не позволяла себе думать об этом постоянно, как бы дозировала мысли. Мы ухаживали за эоли. Бедняжек пришлось пересадить, для чего понадобилось обрезать и прижечь их мясистые привязи, со всеми предосторожностями, разумеется, но они всё равно страдали. Никакая терротехника их заменить не могла, и наши воздушные садовники делали всё возможное, чтобы защитить их биомы, а также биомы их существ-компаньонов, которые помогали формировать течения и поддерживать наш примитивный воздушный купол. Они старались обеспечить их безопасность, защитить их слух с помощью не подверженных зависимости и не способствующих передаче инфекции технологий, но, несмотря на все усилия, мы знали, что наши дыхательные машины могут в любой момент заразиться и заболеть, и никакой ариекайский мудрец уже не поможет нам советом.

Едва начнут задыхаться эоли, задохнёмся и мы, и тогда ариекаи прорвут нашу оборону и войдут в город. Когда они покончат с нами, мы будем лежать спокойно, как обычно лежат все мёртвые, а они будут тыкать в нас копытами и потерянно умолять поговорить, как ЭзРа. А потом и они сами либо вымрут, либо на смену им придёт новое поколение, которое начнёт развивать их культуру с нуля. Возможно, у них даже возникнут ритуалы с использованием наших костей и костей предков.

Вот такие нам снились сны. И в этот пейзаж кошмарных сновидений явился новый бог-наркотик ЭзКел.

Стращать и выхаживать нашу новую надежду я предоставила Брену, МагДа и другим. Сама же я предпочитала заниматься передвижением провианта и оружия. Я знала, когда проснулся Кел, когда его снова представили Эзу, когда они сделали первые совместные попытки, когда готовились к тесту Штадта, когда шёл подсчёт результатов, хотя никогда ни о чём не спрашивала. Я даже избегала Брена.

Слухи о том, что творится, ходили разные, одни говорили, что усовершенствовали автом и он теперь может говорить на Языке, другие — что послы и их друзья готовят миаб и рискнут выйти на нём в иммер, чтобы спастись. Правда, как всегда, оказывалась чуднее вымысла. Когда ЭзКел появились в нашем измученном кошмарами городе, мне стала ясна ещё одна причина, по которой мы скрывали правду: чтобы произвести впечатление. Когда исполняется обещанное — это воспринимается как норма, сбывшееся пророчество ведёт за собой спад. Насколько же более выразительно неожиданно пришедшее спасение?

Информация настигала меня вопреки моему желанию: я знала, когда Кел проснулся, когда ему сняли швы. Как я ни старалась избегать подробностей, но я заранее знала о том, когда ЭзКел впервые должны были выйти в город, и, приготовившись, ждала их там. Вообще-то, там были все, кто ещё остался в Послограде. Даже кеди и шурази пришли. Я видела Уайата в окружении охранников, которые и охраняли, и сторожили его одновременно. Пришли автомы, их тюрингсофт был на пределе, и потому многие из них выказывали неподобающее случаю добродушие. Я не увидела среди них Эрсуль. И только по нахлынувшему разочарованию поняла, что ждала её.

Сузившиеся границы нашего городка были от нас так близко, что мы слышали частое дыхание ариекаев, атаковавших наших баррикады, и свист летевших в них снарядов. Офицеры сдерживали толпу горожан, напиравших на ворота посольства. Тут мне пришло в голову, что я, наверное, отрезала себя от событий в изоляторе специально, чтобы воспринять результат так же, как воспримет его простой горожанин, человек из толпы. Я смотрела вверх, на других членов комитета, расступавшихся, чтобы пропустить вперёд важно шагавшего Кела, за которым шёл Эз.

— ЭзКел, — воскликнул кто-то из их сопровождающих, и, Господи, помоги мне, люди в толпе подхватили его крик и стали скандировать.