Посошок

Что поражало при встрече с ним — какая-то детская незамутненная чистота, может быть даже наивность. Он был немногословен и застенчив. Во всяком случае, так мне показалось после считанных пяти или шести наших встреч. Я никогда не считал его рокером, хотя познакомился в этом кругу. Он был в стороне, сам по себе. По-моему, он боялся публичности, не любил ее. Помню, как он волновался перед выходом на сцену Ленинградского Дворца молодежи во время рок-фестиваля 1987 года. Через несколько дней у Гребенщикова состоялась наша последняя встреча. Потом он исчез из Ленинграда, его искали, чтобы выбрать песни на пластинку, утвержденную «Мелодией», но было уже поздно. Мне кажется, что после того лета он уже ушел «на восьмой круг».

Готовя эту книгу к печати с согласия Насти, передавшей мне полное собрание Сашиных стихов вскоре после его смерти, а потом приславшей откорректированные варианты, я вновь прослушал все имеющиеся у меня башлачевские записи. На пленках оказалось тридцать три песни, в настоящий сборник вошло сорок произведений поэта, в последнем откорректированном списке их 58. Наиболее полным и показательным в смысле содержания концертом Саши я считаю выступление в московском Театре на Таганке 11 января 1986 года. Определяя состав книги, мы старались следовать духу того концерта, в котором Саша спел двадцать песен, в том числе «Егоркину былину» и «Ванюшу» — две свои маленькие поэмы.

Фонограмма сохранила не только песни, но и краткое вступительное слово Артемия Троицкого, и Сашины реплики-комментарии между песнями. Даже на слух чувствуется — как он волновался, особенно поначалу. Еще бы — петь в театре Высоцкого! Глуховатым голосом, скороговоркой, словно извиняясь, он говорил, что у него мало смешных песен, старался их вспомнить… И все же упрямо гнул свое: пел главные песни, где его нельзя было упрекнуть ни в подражательности, ни в желании угодить публике. А публика была сдержанна, и ее тоже можно понять: совсем недавно в дружеском кругу перед нею пел сам Высоцкий!

Эту фонограмму нельзя слушать без волнения не только потому, что Башлачев прекрасно поет свои песни: удивительна психологическая атмосфера концерта, его драматургия. Башлачев сражался на территории поэта, которого любил и чтил, но от которого все дальше уходил в своем творчестве. И он хотел, чтобы это заметили. Он начал с «Посошка», «Времени колокольчиков», «Петербургской свадьбы». Реакция настороженная и прохладная. Чувствуется, что все ждут — когда же будет наше родное, «высоцкое»? Но Саша поет «Случай в Сибири», «Лихо», «Мельницу» с ее колдовским завораживающим сюжетом, «Некому березу заломати», «Все от винта!» и еще несколько своих лучших песен, все время как бы извиняясь, что вот, мол, песни серьезные, смешного мало… А ведь мог сразу взять аудиторию в руки, спев «Подвиг разведчика» или «Слет-симпозиум», — это ведь беспроигрышно в Театре на Таганке! Но он спел эти песни лишь после восемнадцатиминутной «Егоркиной былины» — и как все оживились, засмеялись, зааплодировали! Мол, что же ты тянул, парень! Вот настоящее, наше, «высоцкое»… Но он опять извинился: смешного больше нет — и спел «Тесто», «Сядем рядом…», «Как ветра осенние», а закончил «Ванюшей».

Он не хотел эстрадного успеха. Он хотел петь о главном и быть понятым правильно. Те же «Подвиг разведчика» и «Слет-симпозиум» — песни, брызжущие юмором, веселой злостью — показывают, что Башлачев мог катиться на этой волне и дальше, как делают многие гораздо менее талантливые последователи Высоцкого. Но он не захотел. Не смог себе позволить.

В определении состава посмертной книги, в ее редактуре без участия автора всегда есть некий произвол, возможность ошибок и неточностей. Мы старались свести их к минимуму. Однако следует помнить, что этот сборник не является академическим научным изданием и не претендует на полноту. Мы не приводим вариантов отдельных строк или строф — а разночтений у Башлачева довольно много. Более того, иной раз мы не придерживались последней авторской редакции, даже если она была известна, а останавливались на наиболее распространенном варианте, встречающемся в большинстве Сашиных фонограмм. Например, в последней редакции песни «Время колокольчиков» вместо строчки «Рок-н-ролл — славное язычество!» стоит «Свистопляс! Славное язычество!». Может быть, Башлачев искал русский ритмический эквивалент рок-н-ролла, может быть, считал, что так будет точнее. Не нам гадать. Мы оставили «рок-н-ролл» как вариант более привычный и известный. Также мы оставили слова с точками вместо букв, что заучат на пленках и что были заменены в последней редакции разными цензурными эвфемизмами.

Вообще же, Сашу надо слушать. Пускай эта книга останется зримым путеводителем по его песням, пускай она даст возможность прикоснуться к строчкам, чтобы мысленно воспроизвести Сашин голос, мелодию песни, неповторимый нежный и яростный звук его гитары. А мы еще раз помянем его и выпьем с ним «на посошок»…

Александр Житинский

^{Александ Башлачев. Концерт 1988 г.}