Поспорь на меня (СИ)

Он вытянул с заставленной учебниками полки тот самый альбом с Катюхиными рисунками и уже в который раз вгляделся в ее наброски. Тонкие четкие штрихи, выстраивающиеся в аскетичные, но ухватывающие самую суть картинки — они удивительно верно отражали Катюхину суть. И только на форме хоккеистов были неожиданные узоры. У одного — волны внизу свитера, у второго — языки пламени по бокам, у третьего — ровные шестиконечные снежинки на рукавах. И вот эти-то снежинки и показались неожиданно знакомыми. Рома абсолютно точно видел их раньше и даже, кажется, помогал рисовать.

Он перелистнул альбом в самое начало и резко вздохнул. Вот они — и снежинки, и языки, и волны. Лизка пробовала свои силы в рисовании, а Катя вписала ее каракули в форму Роминых хоккеистов. Не поленилась, заморочилась, придумала. Наверняка уйму времени потратила просто для того, чтобы… сделать ему приятное?

Сумасшествие какое-то!

Ведь сама же отказалась, сама Карпоноса предпочла! И даже говорить с Ромой не захотела!

А потом искала, и отцу позвонила, и заставила его на мировую пойти. Что Рома упустил? Где неправильно понял?

По телу вдруг прошлась горячая вдохновляющая волна, какой он не чувствовал уже почти месяц. Вот идиот: не ясно же еще ничего и никаких, по сути, особых надежд сегодняшний разговор с отцом не должен был внушить. Но внутри против воли все оживало, и дышать становилось проще, и тучи за окном согревали лучше вчерашнего солнца.

Он скучал по Катюхе. Черт, он безумно по ней скучал, слишком привыкнув за два с половиной года к ее постоянному присутствию в своей жизни. Даже если они не виделись в каникулы по несколько недель, Рома знал, что она где-то рядом, и словно бы чувствовал это. А тут почти целый месяц — без весны в ее глазах и без света в ее улыбке. Будет ли Катя еще когда-нибудь улыбаться ему, Рома не знал. Сможет ли сам улыбнуться ей — не имел представления. Думать об устроенном Сорокиной спектакле было по-прежнему мучительно больно. Рома несколько раз пытался разобраться во всем полоумии того дня, но останавливался ровно на том месте, когда Катя от него сбежала, чтобы следом броситься на шею Карпоносу. Смотреть на их лобзания было сродни приступу аппендицита. Рома сам за пару часов до этого целовал Катюхины губы и просто загибался от ревности при одном лишь воспоминании о ее вероломстве. Только признание Карпоноса в том, что у них с Сорокиной ничего не было, позволяло хоть как-то смириться. Олегу Рома почему-то верил: тому, на самом деле, не имело смысла ему лгать. В отличие от Катюхи. И вот чему верить, когда дело касалось ее, он совершенно не знал.

А сейчас вдруг показалось, что доверие вернулось. Вернулось, когда отец сказал, что Катя на него наехала. Это не поддавалось никакой логике, но в отношении Катюхи ту искать никогда и не следовало. Ни одна нормальная девчонка не решилась бы — да и не додумалась — назвать Дениса Денисовича Давыдова старым дураком, но Рома и влюбился в ненормальную. И не сумел разлюбить, как бы ни храбрился и каких бы обещаний себе ни давал. Но, быть может, иногда и стоило их нарушать? Чтобы потом не кусать локти за упущенные возможности?

Рома посмотрел за запястье. Так и тянуло завязать новый браслет на еще одну встречу с Катюхой, но данное отцу слово, пожалуй, было ничуть не менее крепким. Это обещание Рома выполнит, чего бы оно ему ни стоило. Слишком много накопилось вопросов. И слишком мало ответов, чтобы не перелистывать якобы чистую страницу своей жизни раз за разом назад.

Он еще раз провел ладонями по лицу и резко поднялся. Давай, Давыдов, откапывай в себе гусара и вперед, в бой, пока знаменитый предок не сгорел в гробу от стыда за нерешительного потомка. Гусары не знают страха и не пасуют перед дамами сердца. Тем более когда те исписывают их именем весь свой альбом.

Рома улыбнулся и потянулся за ветровкой. Но в этот момент за стеной раздался звонок, возвещающий о начале рабочего дня. Все верно, десять утра. А значит, в следующие десять часов отлучиться никак не получится.

Рома беззвучно застонал и поплелся в торговый зал.

Глава 28

Ждать Катя не умела. К тому же не особо доверяла обещанию Давыдова-старшего. То есть она не сомневалась, что тот сдержит слово и сделает попытку выяснить у Ромки место его нынешнего обитания, но вот на сам разговор надежд почти не возлагала. Слишком хорошо помнила, в каких тонах отец и сын общаются. И Ромка запросто может взбрыкнуть или заартачиться и оставить родителя без своего адреса: о его чертовом упрямстве Катя знала не понаслышке.