Поспорь на меня

— Катюша — очень добрая, но совсем еще наивная девочка, и я не хотел бы, чтобы она попала в дурную компанию, — напевал в деканское ухо Карпонос, а Рома откровенно восхищался его смекалкой. Далеко парень пойдет, если ради какого-то ящика пива не побрезговал подключить к их спору самого декана. Вряд ли Катюха догадывалась о «честности» своего избранника, но не Ромино это было дело, наставлять ее на путь истинный. Да и, пожалуй, от того Давыдова, что был знаком Олегу Карпоносу, «Катюшу» действительно стоило защищать.

Рома помрачнел.

— Ладно, Сорокина, допивай чай и пошли заниматься, — оборвал он по-прежнему разглагольствовавшую о стереотипах Катюху. — Матан не ждет, да и у меня еще свои дела есть.

Она озадаченно хмыкнула, но спорить не стала.

Глава 9

Первым раздался мамин голос из спальни:

— Катерина, еда на плите! Наверное, уже остыла, погрей…

Следом послышался громкий лающий кашель, и Катя не стала отвечать, понимая, что маме сейчас не до нее. Есть она не хотела: Ромкина картошка уютно заполняла желудок и единственное, от чего бы Катя сейчас не отказалась, это кружка сладкого чая: после усиленной порции матана мозги требовали повышенной порции глюкозы. Но вот беда: на кухне горел свет, а это значило, что там обитал Константин Витальевич, общение с которым никак не входило в Катины планы.

Она попыталась было прошмыгнуть в свою комнату, но отцовский голос настиг ровно на середине пути:

— Катерина!

Так, это было что-то новенькое: кажется, Строев не расставался с «Катюшей» даже на том достопамятном выпускном. И любопытство победило привычное желание притвориться глухой.

Закинув рюкзак с учебниками в свою комнату, Катя уверенной походкой прошагала на кухню. Отец встретил ее на том же стуле и в той же одежде, что и утром, словно за весь день не сходил с места.

— Звали, Константин Витальевич? — решила не отставать от него в оригинальности Катя, однако Строев не отреагировал на столь вызывающее приветствие. Вместо этого велел закрыть дверь, а потом подойти к нему ближе. Катя со все растущим интересом выполнила оба приказания. Однако следом едва не подпрыгнула.

— Дыхни! — заявил отец. Катя даже не поверила в то, что услышала.

— Я…

— Дыхни, Катерина, я хочу знать, что ты не пила! — повторил он, и на лице у него появилась такая категоричность, словно он готовился лечь костьми у двери и не выпускать Катю из кухни до тех пор, пока она не подчинится.

Катя покрутила пальцем у виска, но благоразумно решила не связываться с этим одержимым. Выдохнула на любимого родителя полной грудью и поинтересовалась, закатывать ли ей рукава, чтобы тот мог убедиться в отсутствии следов от уколов.

Однако Строев ее остроумия не оценил.

— Где ты была? — жестко спросил он. Катя хмыкнула и прислонилась к кухонному пеналу. Наверное, стоило бы послать его, а в случае сопротивления — пригрозить уходом из дома, но Катя за три года весьма неплохо успела изучить отца, чтобы понимать: он взбрыкнул не на ровном месте. При всех его властных замашках он отличался завидным терпением, а коль скоро то закончилось, то тому должна была иметься весьма весомая причина. И эту причину Катя хотела узнать.

— У Ромки, — почти дружелюбно отозвалась она: кажется, картошка Давыдова творила чудеса, ибо обычная Катерина Сорокина уже десять раз бы вспылила и разругалась с родителем вдрызг. — Занимались математикой. Могу и примеры решенные показать.

Однако примеры Строева неожиданно не интересовали.

— И для этого ты вынесла банку огурцов? — резко спросил он. Катя закатила глаза: конечно, огурцами же только водку закусывают! Хорошего мнения Строев был о своей дочери!

— Вишневое варенье плохо сочетается с жареной картошкой! — вызывающе сообщила она. — Но, если тебе жалко огурцов, в следующий раз я возьму его.

Спесь на лице Строева наконец сменилась недоумением.

— При чем здесь картошка? — глупо спросил он. Катя прожгла его обвинительным взглядом.

— Догадайся! — огрызнулась она. — А то про водку-то ты быстро сообразил, а с картошкой вдруг заминка вышла.

Он долго внимательно смотрел на нее, но Катя и не думала отводить глаза. Уж нынче ее вины ни на йоту не было. Знать бы еще, с чего вдруг…

— Извини меня, — неожиданно совсем другим тоном проговорил Строев и с облегчением вздохнул. — Я не должен был в тебе сомневаться.

Катя передернула плечами. Спускать подобное оскорбление она не собиралась.

— Извиню, когда научишься сначала спрашивать, а потом обвинять! — припечатала она. — Можешь на работе подчиненных своих строить, а меня не смей! Я тебе ничего не должна! И имей совесть наконец это признать!

Больше смотреть на отца она не хотела. К горлу подкатила незаслуженная обида, и Катя, резко развернувшись, вылетела из кухни. А потом, запершись в собственной комнате, набрала питерский Сонин номер. Она не хотела рыдать, страдая из-за очередного отцовского выступления и жалея себя. Но день, кажется, оказался слишком длинным и непростым, чтобы переварить его в одиночку. И, слушая в трубке длинные гудки, Катя мысленно торопила подругу, чувствуя, что перестает справляться. Если Сонька и вовсе не ответит…