Поспорить с судьбой

— Трое мужчин — это мелочи, — усмехнулась Камилла. — Самое забавное, что она всерьез поверила, что это оргия и что ее там убьют.

— А ее теперь прогонят? — спросила Акрилла.

— Может, и прогонят, — мурлыкнула Камилла. — А может, и нет. Смотря какое настроение будет у его величества. И в зависимости от того, настучит ему Эльвира или нет… Эльвира, а что это у тебя в сумочке? Банка какая-то?

— Варенье, — ответила Эльвира. — Вам-то что?

— На сладенькое потянуло? — подмигнула Анна. — Не беременна ли ты часом?

— Шуточки у тебя! — оскорбилась Эльвира, а сама подумала, что шутки шутками, а ведь от эльфа можно запросто и забеременеть, несмотря на все предохранительные заклинания. И как этот общеизвестный факт не пришел ей в голову раньше? Даже не спросила этого Карлсона… Надо же было настолько голову потерять! Вот будет потеха, если он больше не прилетит, а память от него на всю жизнь останется… — Я вообще люблю варенье, — решила прекратить разговоры на эту тему Эльвира. — Просто редко позволяю себе сладости, чтобы фигуру не испортить.

Сделав такое заявление, она демонстративно запустила руку в вазочку с конфетами, схватила полную горсть сластей и высыпала в свою сумочку.

— Пойду к себе, — сказала она. — Переоденусь, потом подойду. Или не приду, не знаю.

— А что это тебя действительно на сладкое потянуло? — удивилась Камилла. — От Ольги научилась? Так ты смотри, Ольгу сколько ни корми, она доской была, доской и останется, ей хоть бы что, а твоя фигура может и не выдержать.

— Это у меня на нервной почве, — пояснила Эльвира и поспешила покинуть подруг, чтобы не вдаваться в дальнейшие обсуждения.

В комнате ее ждал сюрприз. Он сидел на подоконнике, обхватив колени руками, и печально смотрел в окно. Эльвира поспешно нащупала задвижку и заперла за собой дверь, чтобы никто неожиданно не вошел.

— Карлсон, — ахнула она. — Что ты здесь делаешь днем? Или домой не попал?

Он обернулся и виновато посмотрел на Эльвиру. Глаза его были несчастными, как у побитой собаки, и какими-то больными.

— Извини, — сказал мистралиец, и она услышала, что голос Карлсона дрожит, будто он собирается вот-вот заплакать. — Я не хотел тебя беспокоить, но… это единственное место, куда я могу безошибочно телепортироваться. Я уйду, как стемнеет.

Эльвира бросила в кресло пелерину, перчатки и шляпку и подошла к нему.

— Что случилось? У тебя опять неприятности? Я могу чем-то помочь?

— Вряд ли, — вздохнул Карлсон и снова виновато посмотрел на нее. — Просто сегодня я услышал о себе очень много неприятных и обидных слов… и, что самое противное, это все совершенно справедливо.

— От начальства попало? — пожалела эльфа Эльвира. — Ну не переживай так. Хочешь варенья?

— Хочу, — печально кивнул Карлсон. — А у тебя есть варенье?

— Есть, — засмеялась Эльвира. — Я сегодня специально купила на случай, если ты вдруг прилетишь.

Гость грустно улыбнулся:

— Как в сказке? «Я самый тяжелый больной в мире»?

— Совершенно верно. А я буду тебе родной матерью и стану лечить вареньем, — снова засмеялась Эльвира и ласково потрепала беднягу по челке. — А потом ты успокоишься и пожалуешься мне на свое бессердечное начальство, а я тебя пожалею.

— Спасибо, — снова улыбнулся он и спрыгнул с подоконника. — Приятно, что хоть кто-то рад меня видеть и готов посочувствовать. Хотя, в общем-то, жаловаться мне особенно не на что, сам виноват…

— Виноват или нет, все равно неприятно, когда тебя ругают. Давай я прикажу подать чаю, а ты пока спрячься в ванной, чтобы слуги не увидели. Только сиди тихо и воду больше не кипяти.

В королевской спальне было сумрачно, хотя на улице вовсю еще светило солнце. Тяжелые темные шторы были плотно задернуты, чтобы свет не раздражал его величество, которого нервировало решительно все. В том числе и эти самые шторы, за которыми не видно было солнца, а Шеллара III как никогда живо интересовало, скоро ли проклятое медлительное светило склонится к закату. На закате должен был прийти придворный маг с очередным обезболивающим заклинанием, и этого момента король ожидал как великого блага. Он уже успел сто раз проклясть свое патологическое трудолюбие, свои бредовые идеи насчет заседания, изобретателя стимулирующего эликсира, всех своих министров и персонально графа Монкара, покойных членов Комиссии, растяпу-дядюшку, собственное скудоумие и несообразительность, небрежное отношение к хранению доспехов и уходу за ними, и в особенности неизвестного стрелка, имя которого так и не попало в историю.