— Шеллар, а почему его так зовут? — поинтересовался принц-бастард, ухватившись за увлекательную тему. — Если он хин, почему у него эгинское имя?
— Ну, скажем, оно не совсем эгинское, — заметил король. — Оно популярно во многих странах. А вообще-то Флавиус — внебрачный сын Костаса, если ты до сих пор не знаешь. Элмар, закрой рот, не подобает принцу демонстрировать удивление столь по-крестьянски. Ты действительно не знал? Впрочем, о Флавиусе сплетничают мало. Он этого не любит. А ссориться с ним мало кто рискует, вспомнить хотя бы покойного господина Фейна. Ведь стоило мне на сутки выпустить Флавиуса из виду, как он тут же украсил площадь Справедливости столь малоаппетитным зрелищем. Не мог просто повесить… Какая ему разница, все равно ведь казнить? У него вообще масса недостатков помимо врожденной хинской жестокости, но и достоинств хватает. Достаточно того, что он абсолютно и безоговорочно мне предан, а это по нынешним временам большая редкость. Во всяком случае, среди моих министров это единственный, кому я могу полностью доверять… но довольно сплетничать о Флавиусе, а то еще обидится.
— Кстати, — вспомнил Элмар. — Приходил Монкар, интересовался, когда выпустят Алису.
— Скажи, скоро, как только закончат разбирательство. Если честно, можно хоть сейчас, но я хотел бы лично при этом присутствовать, чтобы сказать ей пару слов… А еще мне будет приятно увидеть, как она покинет тюрьму в весьма непривлекательном виде и станет переживать из-за того, как она выглядит. Флавиус говорит, тюрьма пошла ей на пользу, графиня стала тише и вежливее. Но все же, какая хладнокровная и бесстрашная стерва! Тебе рассказывали, как Флавиус хотел над ней поиздеваться? Нет? Он принес ей в камеру голову Хаббарда, бросил под ноги и сказал что-то вроде «Целуйся теперь со своим Хаббардом». Так она, не дрогнув, подняла эту голову за волосы, посмотрела, скривилась с презрением и сказала: «Жалкий неудачник!». После чего бросила на пол и пнула ногой. Вот такая она, наша Алиса. Как бы их с Флавиусом сосватать? Вот бы парочка получилась…
— Ты лучше думай, кого ты себе сватать будешь, — упрекнул кузена Элмар.
— Хорошо, — согласился король. — Давай, беги домой, облачайся в доспехи и выступай. А я буду думать.
Элмар попрощался и помчался в лабораторию, чтобы попросить Мафея отправить его домой. Сердце первого паладина радостно подпрыгивало, а душа пела, прощаясь с ненавистными документами, отчетами, министрами и в особенности — с доставучим казначеем. Впервые за последние годы Элмар воспринимал очередной поход не как тяжкую обязанность, как это бывало с ним в плохом настроении, не как возможность слегка поразмяться, как это бывало в настроении хорошем, а как зов битвы — с искренней радостью настоящего воина, твердо стоящего на своем пути.
Глава 6
Почему-то я решил, что лучше быть вежливым.
Кантор полюбовался на вождя и идеолога, сидящего на столе в глубокой задумчивости, и доложил:
— Боец Кантор по вашему приказанию прибыл.
Пассионарио обернулся, обрадованно вскрикнул и одним движением спрыгнул со стола, свалив при этом чернильницу. Едва успев приземлиться, он стремительно наклонился, поймал ее у самого пола, почти не расплескав, и столь же стремительным и грациозным движением вернул на стол.
«Эльф, твою мать», — подумал Кантор, одобрительно наблюдая за поединком идеолога с чернильницей.
— Наконец-то! — радостно воскликнул Пассионарио, пожимая ему руку. — Где ты был так долго?
— Я телепортироваться не умею, — напомнил Кантор, полагая, что его новый шеф, научившись телепортации, мгновенно забыл, что остальные на это не способны. — Я верхом ехал. А что, это было долго?
— Как посмотреть… — чуть погрустнел предводитель. — Садись. Хочешь кофе?
— Нет, спасибо. Меня уже напоил начальник твоей охраны.
— Ты с ним познакомился? Дон Аквилио хороший мужик. И ребята у меня неплохие. Ты их уже видел?
— Еще нет, — качнул головой Кантор, доставая сигару.
Пассионарио снова забрался на стол, предусмотрительно отодвинув чернильницу, и продолжил расспросы:
— Как тебя встретил дон Аквилио, кроме того, что кофе угостил? Не ругался, не ворчал?
— А что, должен был?
— Да не то чтобы… просто до тебя у меня работал один парень из группы Гаэтано, Кайман, может, знаешь… Не сработался с моими мальчиками, пришлось отослать…
— Я с ним тоже не срабатывался, — проворчал Кантор. — Скотина редкостная.
— Уже знаю, — вздохнул Пассионарио. — Так вот, дон Аквилио был очень недоволен твоей кандидатурой и ворчал, что ты ничуть не лучше и с тобой будут проблемы. У тебя, оказывается, ужасная репутация. Скандальный, наглый, неуживчивый и первостатейная язва. Это он что, серьезно?
— А то ты сам не знаешь, что я такой и есть! — засмеялся Кантор. — А уж неуживчивый настолько, что ребята Гаэтано попросили, чтобы меня от них перевели хоть куда-нибудь. Ладить они со мной не могли, а убить не получалось.
— Шутишь?