— Молитесь, о правоверные! Ибо только что, во время полуденного сна, явился ко мне сам шайтан и был он непередаваемо гадок! Ноги его тонки, рога остры, голова плешива, а хвост порочен! Голосом противным, словно визг блудницы, заслуженно побиваемой камнями, он сообщил, будто бы в нашем медресе поднимаются вопросы столь бесстыжие, что даже он сам не мог бы ответить на них из стыда и целомудрия… Молитесь, о правоверные!
— Шайтан — известный лжец, — вовремя вставил Насреддин, так как все ученики мигом опустили глазки, прекрасно понимая, о чём речь. — Мы с моим достойнейшим коллегой только что рассказывали, сколь опасны происки нечистого и какие соблазнительные формы порой принимает дьявольское искушение!
— Воистину храни нас Аллах, — прокатилось по толпе. Юноши охотно бухнулись на колени, отчаянно пытаясь прикрыть уши, пылающие после очередного честного ответа Льва, объяснившего истинный смысл незатейливой поговорки: «Всё полезно, что в рот полезло…»
Друзья оставили молодёжь со своим набожным наставником и тихонечко отступили в предложенную им для отдыха комнату. Стол накрыли быстро, обещанное вино казий принёс через полчаса, чуточку подуспокоившись на общей молитве. Для духовного лица увидеть во сне краснеющего шайтана — очень плохая примета, которую следовало непременно залить полусухим или полусладким…
— Это бесчестное порождение зла, этот враг рода людского, да отсохнет его узкий язык, покрытый зловонными трещинами, кроме того, посмел сказать, что в наше медресе вторгся сам Багдадский вор, и скоро он украдёт у меня последние штаны!
— Брехня! — уверенно заявил Оболенский, мельком присматриваясь к шёлковым штанам старца. — Хотя… размерчик подходящий и фасон вроде тоже ничего, но нет! Нет, никогда не стоит верить на слово недощипанному козлодуру, только и стремящемуся вбить кол недоверия между интеллигентными людьми с высшим образованием.
— Золотые слова. — Наставник собственноручно разлил «гостям» по второй пиале. Вино было красное, прохладное, чуть терпкое, вяжущего оттенка, скорее свойственного выдержанным аргентинским винам. Пили по-восточному, без длинных тостов, маленькими глотками…
— Мы бы не хотели долго задерживаться в Коканде, многоуважаемый, — нежно улыбнулся в ватную бороду осторожный Насреддин. — Важные дела зовут нас в Бухару, а скромная плата за наше выступление составит всего несколько динаров. До захода солнца нам надо забрать наших верблюдов с постоялого двора…
— Пусть Аллах озарит ваш путь благодатью! Несколько динаров — это очень большая сумма, но щедрость кокандского медресе известна повсюду — пусть будет тридцать, нет, даже тридцать пять таньга!
— Небеса да свидетельствуют о широте вашей души!
— Я вернусь через минуту…
— Ходжа, ты лбом о ворота ударился, да? — возвысил голос бывший вор, едва старец вышел вон. — Какие тридцать пять таньга?! Я пересчитал по курсу — это ж грабёж форменный! Он себе из институтских фондов минимум десять дирхемов спишет на лекцию иногородней профессуры…
— Заткнись, дорогой, а?! — бесцеремонно прикрикнул домулло, метнувшись к маленькому оконцу. — Смотри, эта гадюка с раздвоенным языком, эта бесхвостая гиена, этот мусоропровод (хорошее слово!) явно даёт какие-то указания вон тому хромому дворнику…
— Думаешь, догадался и заложил?
— Стопроцентно, клянусь Аллахом… Стражники во дворце не сплошь глупцы и взяточники, а если пораскинуть мозгами, то быстро догадаются сопоставить его донос с показаниями истинных учёных. Которых мы, кстати, прилюдно опозорили без малейшего повода… Всё, сейчас мне будет стыдно! Не мешай, я хочу покаяться… каюсь… Ну, вот мне полегчало, а теперь исчезнем отсюда, подобно хрустальной росе на бархане под пылающим оком всесильного солнца!
— А штаны?
— Что штаны?!
— Штаны этого типа, — невозмутимый Лев сам плеснул себе третью чашу. — Шайтан ведь пообещал ему, что я украду его последние штаны. Это вызов, Ходжуля… и я намерен его принять!
— Дабы посрамить шайтана? — устало уточнил бывший визирь. Спорить было бесполезно. — Только сотвори это как-нибудь быстро и без членовредительства, ладно?
— Ладно, членовредительствовать не буду, хотя… словосочетание заманчивое…
— Я принёс вам еще вина, о мудрые мужи. — В дверях комнатки появился коварный предатель. — Не спешите, караван-сарай никуда не убежит, девушки для увеселения уже на подходе, а я сам хочу поподробнее узнать, чему же вы научили моих благовоспитанных питомцев. Они слоняются по двору кучками, шёпотом обсуждая нечто столь запретное, что даже стыдятся поднять на меня взгляд…
— Мы говорили с ними о грехе рукоблудия, — важно кивнул домулло, чем вызвал искреннее недоумение старца.
— Разве это грех? Главное, чтобы правая рука не знала, что совершает левая… Ибо правоверному допустимо выбирать меньшее зло из всех искушений.
— Да вы софист, батюшка! — уважительно признал Оболенский. — Присядьте-ка, я охотно побеседую с вами на ряд спорных религиозных моментов. Например, чем доктрина отличается от догмы, ишак от осла, а подлый донос от своевременного доклада…