Посреди времен, или Карта моей памяти

Восемь месяцев и одну неделю отряд успешно действовал в тылу врага. Так, например, 15 ноября 1942 года “Лео” передал в Центр: “Группа под командованием моим и Панно совместно с отрядом Федорова занимается диверсионной работой. Пущены под откос 11 воинских эшелонов, уничтожено 5 грузовых, 11 легковых машин. Убито 1 485 солдат и офицеров, ранено 327 офицеров, в том числе генерал войск СС и подполковник”.

Непрерывные бои с врагом поставили группу в тяжелое положение. 10 февраля 1943-го “Лео” радировал: “Ежедневные бои не позволяют дать координаты. Макс ранен. Тарас ранен. Есть обмороженные”. Последней каплей стало “тяжелое отравление во время голодания” (из рапорта майора медслужбы). 5 марта 1943 г. группу вывезли на самолете в Москву».

История ГБ с моим однокурсником так ничем и не закончилась (или закончилась). Но я про это не знал. Во всяком случае, на эту тему мы с ним не говорили больше. Потом были всякие истории политические, на Западе и у нас. То убили Джона Кеннеди (потом, когда я был в Штатах, мне рассказали местные, что он не выплатил долг мафии), то наши монстры разобрались с Никитой, стоило ему прижать партаппарат. Но не расстреляли. И это считалось большим завоеванием хрущёвской демократии. Помню разговор Наума Коржавина (Эмки Манделя) и дяди Алеши. Эмка все время повторял, что Никита крови не хочет, что с ним можно договориться, «я бы с ним за рюмкой посидел». «Посидеть можно, – отвечал дядя Алеша, – но в некоторых случаях в дело все равно вступают другие обязанности. Если надо, то и застрелить придется». Я тогда подумал, что он говорит о своей истории в партизанском отряде. Но разговоры разговорами, а Никиту все же сняли. И тут все начали вопросительно смотреть на Мишку П. Очевидно, он многим уже трепанул о предложении, которое ему сделали. А Мишка старался выглядеть загадочным, важным и неприступным.

К власти пришел Брежнев, интеллигенция стала говорить о том, что брови Брежнева – это усы Сталина, поднятые на должную высоту. Что говорило о равнодушии образованного общества к идеологии, за которую дядя Алеша воевал в Испании. Думаю, ему было грустно, хотя понимал он многое, а уж видел и того больше. Но каким– то образом люди его опыта и закала, не совершавшие при этом подлостей, знавшие, что они сражаются не только за идею, а за нечто другое, которое казалось важным для спасения мира в человечестве, удивительно умели хранить и нести в себе чувство человеческого достоинства. Качество в XX в. редчайшее. Говорю это, не преувеличивая. Напомню хотя бы о Сахарове. Сегодня вроде тоже политические игры, но они какие-то не всерьез. Те люди тоже играли, но очень всерьез, поскольку, прошу простить за банальность, ставка в той игре была уж больно высока.

В 1964 г. в «Юности» (очень престижный по тем временам журнал) вышел в трех номерах последний роман дяди Алеши «Тайна музея восковых фигур». Книжный вариант вышел уже после его смерти в 1968 г.

Роман читался, был популярен, поскольку была там не только криминальная линия, но и символически-мистическая – опять о двойниках. Сторож при входе был копией восковой фигуры, как бы два привратника при входе. И когда преступник по ошибке свернул голову кукле, то умер и настоящий живой человек – пропала возможность зарабатывать на кусок хлеба. Кто был всю жизнь его двойником – не знаю, но тема такая зря писателя не волнует. В последнем романе вижу некую разгадку. Он сам был своим двойником, разведчик, который переиграл сам себя. Убили его двойника, умерла идея, выхода не было – надо было умирать. Он и умер в 1966 г.

Фотографий от него в семейном архиве сохранилось очень мало. Две я привожу, есть еще среди братьев в Аргентине. Но та фотография уж слишком домашняя. Поразительные глаза везде, внимательные, но без вызова, все видит, но ничего не скажет.