Посреди времен, или Карта моей памяти

Читая сегодня относительно свободную интернетную печать, со своими тараканами, конечно, а главное, мелкими укусами научных своих соперников, я даже позавидовал тому, как сегодня дело делается – почти как гуманитарная помощь. И совесть почти чиста, поскольку клевета не приведет к гибели политической и юридической соперника, может, и к научной гибели не приведет. Все это происходит в контексте развернувшейся кампании против плагиата. Удивительное дело. Ведь любая идеология не может существовать без повторов, без пересказов, а точнее – без плагиата. Но эта усиленная кампания против плагиата спущена сверху, внутри же дезавуируют за ненаучность. Друг друга не едят, только кусают, поскольку самостоятельность, т. е. по-старому «крамола», не может еще стать моментом обвинения. Но подождем…

Лет сорок назад было сложнее. Били наотмашь. Били так, чтобы противник уже не мог встать. Мне рассказывал один литературовед, руководитель моего диплома П. В. Палиевский, что в сороковые годы был знаменитый доносчик Я. Эльсберг, который так трусил, что понимал – только утопив противника, он может выиграть научный спор. Утопить – т. е. посадить. Палиевский был со мной довольно откровенен, я, похоже, был любимым дипломником. Его фраза, что «Владимир Кантор – надежда русского славянофильства», гуляла тогда по факультету. Самое удивительное, что сказано тогда это было всерьез. Палиевский все же ориентировался на ранних славянофилов и западников, мысли которых во многом пересекались, а уж идейные расхождения не мешали убеждению, что независимость мысли, как писал Хомяков о Чаадаеве, важна более всего в темные времена, напоминая игру «жив курилка». Я вырастал в эпоху не очень светлую, но при том в относительно травоядное время, хотя возврат к этой травоядности сегодня почему-то тревожит, как обратный ход поршня. От поедания травы легко можно перейти к мясоедению.

Впрочем, не хочу тонуть в сегодняшней трясине. Не потому, что боюсь. Тогда не боялся, а теперь и трясина пока мелкая. Но хочется рассказать байку из прошлого на ту же примерно тему. Тема, увы, актуальна и сегодня. Сегодня ищут в диссертациях плагиат. Находят (в основном у чиновников). В советское время искали крамолу, находили, даже когда ее не было, а был хотя бы лишь намек на нее. А крамолой была любая самостоятельность мысли. Непонятно, почему ныне удивляются плагиатам. Плагиат (смысловой) был способ выживания научного работника в те времена. Традиция не умирает, просто видоизменяется.

Мне исполнилось 29 лет. Диссертацию я написал об общественной борьбе в русской эстетике XIX в. – помимо вступительной главы там была глава о Михаиле Каткове как мыслителе, пережившем кризис либерализма, о Достоевском как выразителе религиозной эстетики в России и, наконец, о Чернышевском как радикальном постепеновце. Первая фигура была совсем непроходная по тем временам, но глава о Каткове была опубликована в «Вопросах литературы», получив знак качества. О Достоевском в «Науке и религии», о Чернышевском в ленинградской «Русской литературе». Но дело даже не в этом. Просто в трактовке каждого мыслителя был несоветский поворот мысли.