Посредник

Я не спрашивал себя, почему эта миссия, поначалу приводившая меня в восторг, вдруг стала до отвращения постылой. Миссия осталась прежней, изменился я. Впервые в жизни мной овладело сильное чувство долга в деле, не касавшемся меня лично, — чувство «можно» и «нельзя». До сих пор я, как и большинство моих одноклассников, придерживался простого принципа: не суй нос не в свое дело. Если кто-то нападал на меня, я пытался защищаться. Если я нарушал какое-то правило, то пытался избежать нежелательных последствий. Но когда никаких правил не было, когда на меня никто не нападал, я и думать не думал о двух независимых, посторонних понятиях под названием «хорошо» и «плохо», по которым следует выверять свои поступки. А вот сейчас на душе было неспокойно, и я чувствовал, что обязан предпринять какие-то меры — причем в ущерб себе, ибо уезжать из Брэндема мне не хотелось.

Разумеется, меня изрядно провоцировали Мариан и Тед, но я честно признавался себе — первый удар нанес я сам. Они лишь защищались от моих нападок. Я знал, как мне казалось, что будет лучше для меня, для них, для лорда Тримингема, для всех — поэтому я уезжал. И вовсе не считал, что убегаю с поля боя. Но это было так. Я был потрясен, испуган, не доверял себе и тем более остальным.

Письма из почтового ящика уже забрали, и теперь мое послание будет ждать до следующего утра. Значит, первое обгонит его почти на полдня. Но я не сомневался — телеграмма все равно прибудет.

Пересекая залу, я столкнулся с лордом Тримингемом.

— Ты-то мне и нужен! — сказал он, как раньше сказала Мариан. — Хочешь завоевать мое расположение?

Мне предлагались и не такие взятки, но я решил, что ничем особенно не рискую.

— Ну конечно!

— Тогда будь умником, найди мне Мариан.

Сердце мое упало. Меньше всего мне сейчас хотелось видеть Мариан.

— Но вы говорили, что больше ничего ей передавать не будете! — воспротивился я.

Впервые за время нашего знакомства на его лице появилось — если я правильно определил — обескураженное выражение, и я уже подумал, что сейчас он, как и те двое, окрысится на меня. Он сказал чуть резковато:

— Ну, если ты занят, не надо. Просто я хотел кое о чем ей напомнить. Завтра она уезжает в Лондон, и лучше бы повидать ее сегодня.

— Она уезжает в Лондон?

— Да, до среды. — Мне показалось, он говорил о ней, как о своей собственности.

— А мне она ничего не сказала, — протянул я обиженным тоном слуги, которого не уведомили о том, что ожидаются гости.

— У нее сейчас голова стольким занята, вот и забыла тебе сказать. Ну, ладно, будь ангелом и отыщи ее — или ты можешь достать ее прямо из-под шляпы?

Вдруг словно гора свалилась с плеч — я нашел подходящую отговорку.

— Маркус сказал мне, что после чая Мариан собирается навестить Нэнни Робсон.

— Ох уж эта Нэнни Робсон! Мариан к ней так часто ходит, а старушенция никогда не помнит, приходила она или нет — Мариан сама говорила. Но все равно ходит. У старой няни магнит в кармане, как выражается миссис Модсли.

Я по достоинству оценил эту шутку и уже убегал, когда он окликнул меня.

— Смотри, береги силы, — напутствовал он меня с обычным добродушием. — Выглядишь ты сегодня не очень. Два инвалида в доме — это будет слишком.

— А кто первый?

— Наша хозяйка, только она не хочет, чтобы все это обсуждали.

— Что, она сильно больна? — спросил я.

— Да нет, ничего серьезного. — Он уже раскаивался, что сказал мне.

ГЛАВА 17

Наконец-то я выбрался нанести визит мусорной куче, но по пути встретил Маркуса.

— Bon soir[28], рыцарь печального образа, куда путь держим?

Я поделился своими планами.

— Да ну ее! Je le trouve trop ennuyeux[29], — сказал он. — Давай что-нибудь получше придумаем.

Я вздохнул. Похоже, разговора на французском не избежать. Французский был одним из немногих школьных предметов, который Маркус знал лучше меня. В свое время с ним занималась французская гувернантка, и она поставила ему приличное произношение. Мало того, в отличие от меня он бывал за границей и там нахватался слов и фраз, которых не узнал бы ни от какой гувернантки. И еще у него была противная привычка: стоило неправильно произнести слово, он тут же тебя поправлял. Но педантом он не был, за свой чистый французский не держался и снисходил до болтовни на жаргонной смеси французского с английским, всеми в школе любимой. Я был его гостем, а гостю полагается выполнять прихоти хозяина. Впрочем, ему надо отдать должное — он еще ни разу не навязывал мне разговора, в котором он блистал бы, а я — нет. Да и тогда он навязал его, видимо, по одной причине — не мог простить мне субботнего успеха. Наверное, считал, что с меня надо сбить спесь — не знал, что это уже сделано в полной мере. Я отчасти разгадал его замысел и возмутился. Наши разговоры нередко принимали характер словесной дуэли — кто кого; мы балансировали на острие ножа между дружбой и разрывом; но на сей раз наша скрытая враждебность просочилась ближе к поверхности.

— Je suggère que nous visitons[30] сараи в глубине сада, — не без труда предложил я.

— Mais oui! Quelle bonne idée! Ces sont des places délicieuses[31].