Посредник

Поговорили, называется. Выражение лица Штрипка тем временем изменилось. Он положил на землю рюкзак, расставил ноги, отвел руку в сторону и откашлялся. Ясно. Опять на нас поэтическое настроение накатило:

Лошади умеют тоже плавать.

Но нехорошо. Недалеко.

«Глория» – по-русски значит слава.

Это вам запомнится легко.

Фиг с тобой, но зачем завывать-то так? Вомбат пытался вспомнить, кого же все время напоминает этот местный продукт? То ли из Шекли, то ли из Тарковского… Кого-то он все время наигрывает, но очень ненатурально. Отвлекся. А наш оранжевый любитель поэзии, оказывается, в это время вполне грамотно и ловко собрал взрывное устройство. Ага. Это мы вот так сейчас дверку раздолбаем и противогазы-то повынем… Мило. Очень мило. Пожалуй, посмешней, чем презервативы вилами разгружать.

Штрипок оказался не так прост. Он установил несколько небольших магнитных мин по периметру сварного шва, что-то покрутил в маленькой коробочке и мотнул головой – сваливаем.

Грохоту было… Казалось, весь вагон взлетел на воздух. Резкий порыв ветра отогнал дым в сторону, и Вомбат увидел, что вагон стоит целехонький, а вывороченная дверь лежит на земле. У пацана явно задатки медвежатника.

«Это я удачно зашел, – подумал Командир, глядя на крепкие новые ящики с боекомплектами. – Эх, жаль, с собой много не утащишь, этот хлюпик, конечно, не носильщик». Пока Вомбат укладывал в мешок противогазы, Штрипок, как ребенок, рассовывал по карманам шоколад.

Усталые, но довольные, они возвращались домой. Черт его знает, где этот дом, но Вомбат был действительно доволен. Штрипок оказался вполне деловым парнем, а что до причуд… У кого их нет? Мужики из его Команды хоть стихов не читают, но тоже со своими прибамбасами. Стармеху, например, дай волю – круглые сутки стрелять будет, хоть по группсам, хоть по пустым бутылкам. У него принцип: сначала стреляй, потом разберемся. Жестковато, но Команду он выручал не раз. А Саня? Загадочная русская душа… От каких в веках затерянных предков приходит к нему эта тоска при звуках азмуновской кунгахкеи? Почти каждый вечер: сядут рядком, Цукоша свой музыкальный инструмент зубами зажмет, за язычок дергает – у Вомбата зубы сводит, а Саня слезы рукавом вытирает.

Снова показались цистерны. Туман облизывал их черные бока, но не становился грязнее. Штрипок шел немного впереди, похрумкивая шоколадом. Вомбат только успел подумать, что хорошо бы дорогу запомнить да наведаться сюда еще разок, когда проводник внезапно остановился. Теперь уже можно было догадаться, что означают приоткрытый рот и осоловелый взгляд: Штрипок думал. Вомбат глянул на ручеек коричневой сладкой слюны, стекавший у парня по подбородку, и отвернулся. Тьфу, урод… Опять закинулся звук. Когда проводник повернулся и начал говорить, его голос, как в огромной трубе, многократно отражался от невидимых стенок, слова накладывались друг на друга, и Вомбат не сразу понял, что нужно поворачивать назад.

– Почему? – удивился он.

«Почему… Почему… Почему… Почему…» – загудело со всех сторон. Из объяснений Штрипка понять что-либо было невозможно: мешанина слов пополам с соплями. Единственное, что удалось уловить, – назад и влево. Несколько раз повторилось что-то вроде «свалки». Вомбат кивнул: понял. Опять заметил движение рядом с цистернами и опять не оглянулся. Точно знал, что нельзя. Метров через сто Штрипок решительно устремился в глубокую канаву. Вомбат прыгнул за ним и не успел еще выругаться по поводу вонючей жижи, доходившей до колен, как получил сильнейший удар по ушам. От неожиданности чуть не плюхнулся лицом в грязь, но удержался. Оглянулся в поисках коварного врага и понял, что никого в канаве, кроме них со Штрипком, нет, а долбануло его децибел 120, не меньше. То, что творилось вокруг, трудно было назвать просто шумом – по голове будто паровой молот прохаживался. У Вомбата аж глаза заслезились. А Штрипок как ни в чем не бывало порылся в карманах, достал пакетик, протянул, показал на уши. Кретин, а раньше не мог свои затычки предложить? Эластичные тампоны плотно залепили ушные раковины, и сразу стало полегче. Чего ж здесь шумно-то так? Вомбат уныло брел за проводником по канаве, не имея в голове ни одной мысли, а лишь слабо удивляясь, например, тому, что проводник идет впереди, не обращая внимания на окружающий грохот. Оч-чень странный лесовичок, да и полянка у него – не ягодки с грибочками собирать. Прошлепали так метров триста, когда Штрипок опять встал. Что теперь? Опять стихи? Жаль, дружище, что я их не услышу. Или снова курс меняем? Может, теперь вплавь?

Вомбат понял, что рыжий проводник до смерти ему надоел. Вроде и не чужой, – а как бы это? – чуждый. Вот. Правильно. Словами поиграл, а мысль верная. Ну, чего, чего тебе? Затычки вынуть? На хрена?

– По-моему, это для тебя.