Посредник

Маршал Козлов оторвался от чтения и взглянул на стенные часы. Одиннадцать. Церемония в аэропорту, должно быть, уже начинается. Сам он решил туда не ехать. Он не собирается ходить перед американцами на задних лапках. Маршал потянулся, встал и снова подошел к окну, захватив с собою отчет Каминского. На нем стоял гриф «Совершенно секретно», и Козлов знал, что теперь он этот гриф с отчета не снимет. Документ был слишком взрывоопасен, чтобы таскать его по всему зданию Генерального штаба.

В прежние времена карьере любого офицера, который выразил бы свое мнение с такой откровенностью, с какой это сделал Каминский, пришел бы конец, однако Иван Козлов, хоть и был твердым приверженцем традиций почти во всем, за искренность никогда не наказывал. И это было чуть ли не единственное, что он одобрял в генеральном секретаре; маршал не мог согласиться с его новомодными идеями относительно того, что у каждого крестьянина должен быть телевизор, а у каждой домохозяйки — стиральная машина, но знал, что волен открыто высказываться перед Михаилом Горбачевым, не опасаясь получить билет в один конец до Якутска.

Отчет потряс маршала. Козлов знал, что с того момента, как началась перестройка, экономика не стала лучше, но он всю жизнь прослужил в армии, а армия в первую очередь обеспечивалась ресурсами, материалами и техникой и была единственной сферой жизни в Советском Союзе, где действительно контролировалось качество. То, что выпускаемые для гражданского населения фены для волос были опасны для жизни, а башмаки промокали, его не волновало. Но теперь он узнал о кризисе, который неминуемо коснется даже армии. А самое неприятное заключалось в последнем разделе отчета. Стоя у окна, маршал снова принялся читать.