Посредник

С миром Куинна связывал только транзистор. Покончив с хозяйственными делами, он сел за новенькую пишущую машинку и принялся стучать по клавишам. Наутро он отправился в Монтпилиер, а оттуда — с пересадкой в Бостоне вылетел в Вашингтон. Целью его путешествия был Центральный вокзал на Массачусетс-авеню — один из лучших вокзалов Америки, сверкающий после недавней перестройки. Внутренняя планировка по сравнению с той, какую помнил Куинн, претерпела изменения, однако эскалатор из зала ожидания на цокольном этаже под главным вестибюлем остался на прежнем месте.

Напротив выхода на перрон к платформам Н и J он нашел то, что искал. Между дверью полицейского участка и дамской уборной стояли в ряд восемь телефонных кабин. Все их номера начинались с цифр 789. Куин постарался запомнить все цифры, опустил в почтовый ящик письмо и покинул здание.

Когда такси, устремившееся через Потомак к Вашингтонскому национальному аэропорту, сворачивало на 14-ю улицу, с правой стороны издали мелькнуло здание Белого дома. Куинн подумал о находившемся там человеке, имя которого было известно всем. Этот человек обратился к нему с просьбой: «Верните нам сына». Выполнить его просьбу Куинн не сумел.

За месяц, истекший со дня похорон Саймона Кормака, в отношениях между супругами произошла заметная перемена. Объяснить ее сколько-нибудь убедительно было бы под силу только опытному психоаналитику.

Все то время, пока Саймон находился в руках у похитителей, президент сохранял контроль над собой, хотя бессонница, волнение, постоянная тревога за жизнь сына и подрывали его силы. Когда из Лондона стали поступать сообщения о близящемся обмене, президент явно пошел на поправку. Супругу президента ничто не могло отвлечь от тяжелых переживаний, и она всецело предалась своему горю.

Однако после той страшной минуты на острове Нантакет, когда тело их единственного сына опустили в холодную землю, супруги стали постепенно меняться ролями. У могилы Майра Кормак рыдала на груди агента секретной службы, не могла удержаться от слез и в самолете, на обратном пути в Вашингтон. Но недели проходили, и состояние ее улучшалось. Утрата любимого сына обернулась приобретением. Майра вдруг начала осознавать, что муж — былая ее гордость и опора — оказался беспомощным, как ребенок, на полном ее попечении.

Материнский инстинкт наделял Майру душевной стойкостью, помогавшей справиться с таким несчастьем, перед которым пасовали воля и интеллект мужа. В тот зимний день, когда Куинн проезжал в такси мимо Белого дома, Джон Кормак сидел за рабочим столом в своем кабинете между Желтой Овальной комнатой и спальней. Майра Кормак стояла рядом и, обхватив голову безмолвного супруга, нежно и ласково ее поглаживала.

Майра понимала, какая смертная тоска гнетет ее мужа. Боль не уходила, становилась невыносимой… Она понимала и то, что нестерпимей всего, чудовищней даже самой потери была вопиющая необъяснимость происшедшего. Кто это сделал? Почему? Зачем? Случись Саймону погибнуть в автомобильной катастрофе, Джон Кормак нашел бы в себе силы примириться с ударом судьбы, отыскав логику даже в алогичности смерти. Но дикая по бессмысленности гибель сына, за миг до освобождения, потрясла президента до глубины души. Неотвязное желание постичь непостижимое разрушало его цельную натуру вернее любой, самой изощренной бомбы.

Майра Кормак полагала, что роковой вопрос навсегда останется без ответа. Но муж ее не в состоянии больше мучиться над неразрешимой головоломкой. Она возненавидела Белый дом, саму президентскую должность мужа, бывшую раньше предметом ее гордости. Теперь самым жгучим ее желанием было постараться убедить Джона Кормака сложить с себя непосильное бремя ответственности… Чтобы они могли вернуться к себе домой, в Нью-Хейвен, где она стала бы его выхаживать и нянчить, как ребенка.

Письмо, отправленное Куинном Самми Сомервилл по ее домашнему адресу в Александрии, было вовремя перехвачено и доставлено в Белый дом. Комитет собрался в полном составе — обсудить его содержание. Филип Келли и Кевин Браун представили письмо вышестоящим чинам на рассмотрение с торжеством, словно это был военный трофей.

— Должен признаться, джентльмены, — заявил Келли, — что лишь с величайшей неохотой я дал согласие установить слежку за одной из самых надежных моих сотрудниц. Но мера, как видите, себя оправдала.

Он положил письмо на стол перед собой.

— Это письмо, джентльмены, отправлено вчера отсюда, из Вашингтона. Разумеется, это не означает, что Куинн находится в городе или даже вообще в Штатах. Опустить письмо в ящик он мог поручить кому угодно. Я склонен полагать, что Куинн действует в одиночку, без сообщников. Каким образом ему удалось скрыться в Лондоне и объявиться в Америке, нам неизвестно. И все же я и мои коллеги придерживаемся того мнения, что письмо он отправил сам.

— Прочтите письмо! — приказал Оделл.

— Э-э… гм… впечатление оно производит сильное, — пробормотал Келли, вздевая на нос очки.