Посредник

Собственно, она не была Саше бабушкой. Мать отчима. Но вот относилась к нему так, словно он – родной, с пеленок вынянченный внук. Сашина мать Оксану Сергеевну на дух не переносила, за глаза именовала не иначе как «сушеный мымроид» и откровенно ждала, когда та наконец помрет, чтобы наложить лапу на отличную двухкомнатную квартиру в роскошном месте. Самый конец Кировского, окна на сад, большая кухня и прочие прелести. Саша невольно поморщился, вспомнив, как мать с Иркой начинали мечтать: «Вот помрет мымра эта… квартиру продадим… или сдадим за немереные баксы…» Саша в таких случаях весь наливался темной кровью, и дело кончалось очередным скандалом с битьем посуды и киданием тарелок в голову дражайшего чада – то есть его.

Теперь он запоздало корил себя, что редко заходил к бабушке. Сейчас, в соответствии с инструкциями матери, ему, единственному, у кого были ключи, предстояло отыскать бабкино завещание. Если таковое, конечно, было. Мать не сомневалась, что его нет. Квартира приватизированная, они – ближайшие родственники… Саша сплюнул с досады.

Он миновал вычурный, с лепниной по потолку подъезд. Слева в стене еще сохранился беспомощно распахнутый рот наполовину заложенного кирпичом камина. Казалось, какой-то замурованный в стену великан все еще продолжает безнадежно взывать о помощи.

Когда-то это был красивый подъезд. С мозаичными рисунками на лестничных площадках и витражами в окнах. На ступеньках еще кое-где сохранились бронзовые колечки – в них вставляли прутья, прижимавшие к лестнице ковер. Да, а галоши обитатели этого подъезда наверняка снимали в самом низу…

Потемневшие от времени перила с чугунными литыми решетками, словно на невских мостках. Высоченные потолки. Им под стать и двери – тоже высокие, двустворчатые, с несколькими филенками, обитые понизу латунными листами… Кое-где даже остались совсем-совсем темные медные таблички. «Действительный тайный советник…» – дальше Саша разобрать никогда не мог, как ни старался. Уцелело несколько старых-престарых звонков – когда поворачиваешь ручку, внутри звякает колокольчик. У бабушки Оксаны тоже был такой.

Да, богатый это был дом, и люди в нем жили тоже небедные. Богема. Литераторы, адвокаты, известные врачи и инженеры… А потом все изменилось. И теперь дорогие филенчатые двери вместо темного лака покрывала безобразная коричневая краска, косяки испятнала шрапнель бесчисленных звонков, под и над которыми чьи-то руки вкривь и вкось поналяпывали бумажки с фамилиями жильцов. На иных дверях звонков было меньше, но тогда каждый сопровождался целой инструкцией типа «Ивановым – один звонок, Петровым – два, Сидоровым – три… Михайловым – девять, Медведевым – десять».

Дверь бабушки Оксаны отличалась от прочих только одним звонком. Это была единственная отдельная квартира на всей лестнице. Аккуратная такая дверь, с половичком и миской для бродячих кошек. Под стать хозяйке.

Саша достал ключи. Ему очень не хотелось входить внутрь. Туда, в аккуратный, столь же вожделенный для матери и Ирки двухкомнатный рай, где все как при жизни бабушки: лежат ее рукоделия, ее толстые журналы (несмотря ни на что, она выписывала «Новый мир», не мыслила себя без этой серо-голубой обложки), ее книги… Все, все осталось – а человека уже нет.

Мягко щелкнул замок. Прихожая. Все в полном порядке. Аккуратно выстроилась тщательно вычищенная обувь, которую больше ни разу не наденут. На вешалке – пальто и зонтик, они тоже больше никогда не пригодятся хозяйке.

Саша осторожно разулся. Никто не посмотрел бы на него неодобрительно, если бы он вперся в комнаты, не сняв ботинки, но сделать такое казалось кощунством.

В гостиной, как и в прихожей, царила идеальная чистота и порядок. Бабушка Оксана явно не собиралась умирать, она даже не думала о смерти. Наоборот. Редкого жизнелюбия была старушка.

«Тяжкий грех на житье свое жаловаться», – частенько говаривала она. Ничем вроде бы не болела. Сердце нормальное для ее лет. Никаких внутренних болезней врачи у нее тоже как будто не находили… Однако же вот присела Оксана Сергеевна на скамеечку у пруда… и умерла.

Собственно говоря, Саше нужно было только одно – убедиться в отсутствии завещания и забрать документы бабушки Оксаны. Все. Мать и Ирка не сомневались в том, что квартира отойдет им, и уже намеревались закатить по поводу кончины ненавистной метровладелицы ха-а-ароший банкет. При одной мысли об этом Сашу передернуло. Не-ет, на такой банкет его и арканом не затащишь.

В гостиной было много интересного. Например, пара здоровенных напольных ваз – бабушка Оксана утверждала, что они принадлежали еще ее деду и стояли в их доме на Большом проспекте. На стене Саша заметил и свой подарок – небольшой японский пейзажик с непременной Фудзи.

Между окон замерло старинное бюро красного дерева. Бог весть, как уцелело оно в блокадные годы, не пошло на дрова. Бабушка Оксана хранила в нем все свои документы.

Саша открыл небольшую, туго набитую бумагами шкатулку.

Паспорт. Пенсионная книжка… Стоп, а это еще что такое?