– Ты хочешь поставить это на сцене? – с сарказмом спросил я, оторвав взгляд от листов.
– Было бы не плохо, думаю, каждый писатель мечтает о подобном, – засмущавшись, ответила она. – Но это мой первый…
– И как ты себе это представляешь? – не дав ей договорить, грубо спросил я. – По сцене ходит девушка и всю постановку плачет, а закадровый голос читает вот это? – так же агрессивно продолжил я, указав взглядом на ее папку.
– Я не знаю, – опустив взгляд в пол, неуверенно ответила она. – Это мой первый рассказ…
– Да он у тебя даже не закончен. Зрителю самому придумывать концовку? – агрессивно нападал я. – Может, конечно, кто-то и придумает, если не уснет во время спектакля.
– Я и не думала о сцене, – подняв взгляд на меня, твердо сказала она. – Это мой первый рассказ, мне интересно было услышать твое мнение о нем. Стоит ли мне продолжать писать? Может, что-то изменить? Может, совет какой-то от тебя услышать? А ты привязался ко мне со своей сценой.
Ее глаза наполнились слезами. Их вид заставил меня остыть.
– Советую тебе его дописать, и отправить в какой-нибудь журнал или газету, на сцене тут играть нечего, – уже спокойнее сказал я.
– Спасибо, – холодно сказала она, вырывая свою папку из моих рук.
Наши взгляды при этом сблизились, одна из слез упала мне на брюки, но меня больше поразило не это.
– А где твои очки? – удивленно спросил я, только сейчас заметив, что именно в ней было не так.
– Я уже месяц их не ношу. Пять баллов тебе за наблюдательность, – сказала она, вытирая слезы рукавом своей блузки и направляясь к двери.
– И очень зря, – задетый ее дерзостью, сказал я ей в след. – В очках ты выглядела умнее.
Она вышла, громко хлопнув дверью. Я остался один. Ее появление наделало еще больше хаоса в моей голове. Теперь в мысли о вчерашнем дне постоянно вклинивались мысли о ней. Возможно, я был с ней слишком груб. А, возможно, моя грубость ее хоть чему-то научит. Как минимум тому, что прежде, чем лезть к человеку со своими вопросами, надо сначала понять, готов ли он сейчас на них отвечать.
26
На ближайшие выходные я отправился к своему опекуну, полагая, что он сможет чем-то мне помочь. Он очень обрадовался моему приезду, даже приготовил праздничный ужин по этому поводу. За ужином я рассказал ему все, что со мной случилось за прошедшую неделю, точнее не за всю неделю, а только за один вечер, когда я пытался все исправить, но своим вмешательством лишь позволил случиться тому, что было запланировано судьбой.
– Видимо, две эти жизни очень важны для судьбы, раз она пошла на такой риск, ради них, – задумчиво произнес мой опекун.
– Риск? – не уловив смысла в сказанном, переспросил я.
– Да, а как еще по-другому это назвать?
– Я не понимаю, о чем вы, – сказал я.
– О тебе, – улыбнувшись, ответил он.
– Я все еще не понимаю, – расстроенно произнес я.
– Мне порой кажется, что мы можем по нескольку раз проживать одну и ту же жизнь, чтобы в итоге получить нужный для нас опыт и сделать правильные выводы из тех событий, что с нами случаются, – спокойно заговорил он.
– Но если все так, то для судьбы должно быть важно, чтобы каждый раз мы проживали эту жизнь совершенно одинаково, иначе начнется путаница в ходе событий. Я же правильно вас понимаю? – неуверенно спросил я.
– Да, – улыбнувшись, ответил он.
– Но как человек может прожить две совершенно одинаковых жизни? Разве возможно всегда делать один и тот же выбор? – недоумевая, спросил я.
– А почему бы и нет? Вот допустим, ты прочитал книгу, и она вызывает у тебя какие-то мысли. Потом тебе стирают память и дают снова прочитать эту книгу. Ты вновь ее читаешь, словно в первый раз. Как ты думаешь, она вызовет у тебя те же мысли или уже другие? – спросил он, внимательно глядя на меня.
– Ну, пожалуй, те же, если за время чтения со мной ничего нового не случиться, – подумав, ответил я.
– В данном случае книгу можно сравнить с ситуациями, которые возникают в жизни. И если ты сам говоришь, что, сколько бы ты не попадал в одну и ту же ситуацию в первый раз, она будет вызывать у тебя одни и те же мысли. Так почему ты тогда считаешь, что твои действия, вызванные одними и теми же мыслями, будут отличаться? – спросил он, продолжая смотреть на меня.
– Но, ведь, у человека всегда есть выбор. Даже в моей прежней жизни я мог выбирать стать мне посредником у судьбы или нет, – возмущенно сказал я, полагая, что привел очень веский пример.
– А ты уверен, что тогда у тебя действительно был выбор? Как долго ты размышлял над решением? Сколько времени в твоей голове находилась мысль об отказе? – спрашивал он, не отводя от меня взгляда.
Я вспомнил, как в прежней жизни я впервые встретился с наставником, хоть он и постоянно говорил мне, что выбор за мной, я совершенно не думал о том, чтобы отказать ему. Я вспомнил, как он показывал мне будущее на своем чудо-мониторе, оно выглядело совсем не как будущее, а словно действие происходили в настоящем. Возможно, опекун прав, и весь наш выбор – это всего лишь иллюзия. Я поник, размышляя об этом.