Посредник жестокости или сквозь чужие души (СИ)

— Нет, ты что, папа шутит так. Не привораживала мама отца, просто искренне любила. А мои способности как раз с папиной стороны, его матушка была известной в Литве ясновидящей. Толпы людей приходили к их дому. Собственно, это и была одной из причин, почему отец не хотел возвращаться в Прибалтику… Бабушку воочую я никогда не видела, лишь изредка беседовала с ней по телефону. Но папа говорил, что я очень на нее похожа: такие же золотистые волосы, небесное-голубые глаза, даже повадки и мимика… Папа очень переживал из-за такого сходства, а особенно заволновался тогда, когда у меня начали проявляться мои способности, и рассказал мне одну историю: другие представительницы прекрасного пола, жившие с бабушкой по соседству, ее просто ненавидили за такую красоту, и боялись за своих мужей — что уведет местная "ведьма" всех их мужиков. И как-то раз, одна такая ненормальная, раздобыв где-то кислоту, решила подпортить бабушкину красоту… Бабушка однажды мне сказала, что самое тяжелое для нас — это видеть свою судьбу, вот и она поздно предвидела то, что собиралась сделать ее соседка. Та успела плеснуть кислотой в бабушкино лицо, правда моя родственница сумела вовремя прикрыться и повернуться в профиль. Пострадала левая сторона, бабушка так до конца жизни и осталась слепой на один глаз, правда ясновидеть хуже от этого она не стала, да и кожа лица быстро восстановилась, несмотря на то, что тогда пластическая хурургия была на самом низком уровне… Сам понимаешь, слово "ведьма" закрепилось за ней еще больше, — Костя закивал в ответ, а я закончила. — Но бабушки уже лет шесть нет в живых. Страсти вокруг нашей фамилии поутихли, и родители, надумав встретить старость у моря, переехали в Литву. А мы с братом решили остаться.

— Да уж, интересная история у твоей семьи и фамилия у вас красивая и редкая.

— Это для России редкая, в Прибалтике она считается распространенной. Да и на самом деле моя фамилия должна склоняться, Варнас — это мужская версия, я должна быть Варнайте, мама, как замужняя женщина, Варнене. Но родители решили что необязательно придерживаться в России литовских традиции в образовании фамилий и проще если вся семья будет носить одну фамилию. Однако с именами папа таки взял вверх — они у нас литовские. Хотя у брата оно более русифицированное — Миколас — литовская версия имени Николай. Мама так хотела назвать сына — в честь своего отца. Вот и сошлись на Миколасе.

— Я, честно говоря, сначала подумал что твое имя — псевдоним. Часто же экстрасенсы их себе берут: необычные, звучные… Но когда узнал что ты сестра Миколаса Андриусовича, понял что тебе с таким именем и псевдоним не нужен.

— Это точно. — закивала я с усмешкой. — А ты что-нибудь знаешь про своих родителей?

Костя вдруг резко остановился, я тоже тормознула и посмотрела на своего провожатого: отстраненный взгляд, жилваки играют, а руки нервно вздрагивают в карманах. Он вдруг глубоко вздохнул и ответил:

— Мой папа убил мою мать. Его посадили, а через пару лет он покончил с собой в тюрьме.

От услышанного по моей спине пробежались ледяные мурашки, словно смерть только что прошла рядом, посмотрела, но передумала… Я ее чувствовала, а сейчас так явно ощутила все страдания этого бедного парня… Так вот почему он не хотел говорить мне про свою семью. Ему больно и почему-то стыдно и страшно.

— Поэтому ты пошел в полицию? — предположила я.

— Да, — с усмешкой ответил он. — Для человека страдающего аутизмом это заметный прогресс, ведь дяде говорили, что я в школе-то учиться не смогу. Не приспособлюсь. Но дядя был упертым и моей болезни замечать не хотел — растил меня как совершенно нормального ребенка. Школу я закончил с золотой медалью и с первого раза поступил в Академию. Вот тебе и детский аутизм.

Я удивленно посмотрела на Костю, хотя, теперь мне стала понятна причина такого отстраненного поведения капитана. Все это, всего навсего, следствие болезни.

— Врачи иногда ошибаются. — желая поддержать, заявила я. — Да и любовь и забота близких способна творить чудеса.

— В чудеса я не верю. — покачал головой Костя.

Тут мы наконец дошли до конечной точки нашего общего маршрута, перед нами стоял панельный дом, первые этажи которого являлись не жилыми: сплошные салоны и магазины, среди которых был излюбленный мной магазинчик, в котором я давно числилась постоянным клиентом. И куда мне обязательно нужно сейчас зайти.

— Ты домой? — спросила я у Кости.

— Да, а ты?

— А я в магазин сначала, за успокоительным, — ответила я, кивая в нужную сторону. Костя, проследив за моим кивком, удивленно спросил:

— В Интим-Шоп?

Я нахмурилась, а потом повнимательней присмотрелась в указанную мной сторону и обнаружила, что, действительно, по соседству с продуктовым был Интим-салон, чья вывеска была хитро завуалированна и с первого взгляда не понятно, что именно за этой вывеской находится, а главное что там продается.

— О нет, я хоть давно живу одна, но такие товары мне пока не нужны, — хихикнула я. — Я в продуктовый, тот что рядом.

Костя хихикнул в ответ:

— А то я уж начал недоумевать что за успокоительное ты имела в виду.